— Я солгал. — Джон резко повернулся к ней. — Я женился, потому что хотел тебя. Всегда хотел. Ты появилась на пороге моего дома столько лет спустя после разлуки, и я понял, что для меня все осталось по-прежнему…
— Прекрати! — закричала Палома, закрывая уши руками.
Джон отнял их от ее головы и крепко схватил ее за плечи, не позволяя отвернуться.
— Ты же стремилась знать, — вскричал он яростно. — Сначала я ненавидел тебя, потому что ты была единственной женщиной в мире, обладающей такой властью надо мной. Эти одиннадцать лет стали сущим кошмаром, мне было невыносимо тяжело, но когда ты вернулась, я понял, что прежнее чувство к тебе стало лишь сильнее. Я думал, что это пройдет, если я женюсь на тебе. Но сначала мне надо было убедиться, что ты не бросишь детей. Я познакомил тебя с ними, и вы нашли общий язык. Затем я вынудил тебя выйти за меня замуж. И это была наиглупейшая вещь, какую я только мог совершить, теперь я принадлежу тебе полностью.
Палома отступила назад, как бы желая установить дистанцию между ними. Напряжение достигло предела. Женщина не могла, казалось, больше дышать, думать, говорить. Не сводя с нее глаз, Джон грустно продолжал:
— Сначала я думал, что виною всему секс, но потом был вынужден признаться, что обманывал себя много лет, не желая видеть главного.
Как трудно, почти невозможно было ему верить. Но интуиция подсказывала Паломе, что Джон, как никогда, откровенен.
— Я понял, что люблю тебя. — Ироническая улыбка тронула его губы. — Забавно, не правда ли? Ты можешь смеяться, если тебе хочется.
Что-то взорвалось внутри нее. Она преодолела расстояние, разделявшее их, и с размаху залепила ему пощечину. На его щеке проступили контуры ее руки.
— Почему, почему ты никогда не говорил мне об этом? — закричала Палома.
Внимательный изучающий взгляд его светлых глаз проникал в самую глубину ее существа.
— Над чем смеяться? Разве может нормальная женщина смеяться над мужчиной, любимым ею на протяжении стольких лет и признающимся ей в любви? Как ты думаешь, почему я вышла за тебя замуж?
Палома заплакала, слова ее пробивались сквозь рыдания.
— Милая, — сказал Джон голосом, какого она еще до сих пор не слышала, — милая, не надо, пожалуйста, не надо. Я не вынесу твоих слез…
Его руки, обнявшие плачущую женщину, были теплыми, сильными и нежными, и Палома уткнулась лицом в его грудь.
— Моя хорошая, моя родная, я не знал, что ты любишь меня. Как я мог надеяться на это? Думал, что ты вышла за меня ради детей.
— Неужели ты не замечал, что я вся вспыхиваю, когда приближаюсь к тебе?