А потом они бились. Бились меж собой во славу погибшего наставника и друга. Бились, бросив щиты и раздевшись по пояс. В руках у каждого по два меча. Перед огромным костром, зажженным на кургане Стислава. На фоне черного неба рвался вверх огромный столб пламени, а меж его языками видны блестящие, разгоряченные боем тела и сверкающие, похожие в движении на Перуновы стрелы клинки. В треск пламени врывался звон металла и топот ног. Когда начался этот бой, больше похожий на магическое действо, остальные затихли. Многодневные тренировки сделали свое дело, дружинники умудрялись опередить движение клинка всего на долю мгновения, казалось, еще миг и кто-то из них будет просто порублен надвое! Весь бой походил на дикую безудержную пляску.
Когда все закончилось, не участвующие в бое дружинники продолжали стоять молча, теперь уже просто опустив головы. Изок преклонил колено перед курганом, опустил меч к земле:
— Прими, Стислав, последний бой. Посмотри, чему научил ты нас, сотник.
Ему на плечо легла рука Негоша:
— Теперь ты наш сотник. Бери сотню под себя.
Оглянулся на остальных. Дружинники согласно закричали:
— Добро! Изок пусть сотником будет!
Изок склонил голову теперь уже перед сотней, поднял свой меч над головой:
— Благодарю. Клянусь, пока свет стоит, земля лежит, а вода течет, не посрамить памяти Стислава! Клянусь править сотней справедливо! Прими мою клятву, Перун. Прими мою клятву, Стислав! Примите мою клятву, друзья.
Дружинник взревели:
— Принимаем! Веди нас, Изок!
Печенега бросили в степи, но, когда уже снова собрались уезжать, Варяжко с легким укором кивнул на останки разорванного степняка:
— Закопать бы… Негоже вот так оставлять, душа, не успокоившись, всем без разбора мстить начнет.
Изок поморщился, уж очень не хотелось даже вспоминать о проклятом печенеге. Но Варяжко был прав, оставлять любого человека непогребенным не следует, душа действительно будет мстить любому, оказавшемуся рядом. Пришлось распорядиться все же зарыть печенега. Постарались поглубже, нечего проклятому на земле просто так лежать!
* * *
Вятичи снова заратились: весной от них повоза не пришло. Волчий Хвост выговаривал князю, что, мол, зря поверил, видно же было, что старейшины крутят, не собираясь ничего давать. Эти вятичи всегда себе на уме были, их сколько ни прижимай — все одно: стоит уйти, тут же делают по-своему.
Владимир смотрел на воеводу, смеясь:
— А ты на что? Неужто тебе объяснять такой пустяк: как с непокорными справляются?
Воевода горячился:
— Я так справлюсь, что долго помнить будут, правнукам своим закажут против Киева вставать! Хотя никому они не завещают!