Саша терпеливо слушает. Делать все равно нечего, он поддерживает небольшой костерок, вкусно покуривает, запивая дым чаем. Шеф разглагольствует. Женщины ушли на берег за дровами. Тишина и сырость, блаженное безделье.
Говорит он медленно, потому что ему лениво, но он, видимо, только что сделал для себя открытие и хочет им поделиться.
— …допустим, стрекоза, она ведь тоже постигает мир, но он для нее совсем другой; и лягушка, и змея…
Саша кивает.
— Да, это наш глаз разбивает луч света на радугу и таким образом воспринимает предметы — при помощи отраженного света-цвета. Но что такое цвет для собаки? Или той же змеи?
— Угу-угу, — соглашается Саша.
— Так мы же еще пытаемся расшифровать этот мир, по сути, не зная и не понимая его. Мы всегда видим, осознаем, ощущаем лишь его производную. В лучшем случае — первую. Когда сознание не замутнено. То есть я наблюдаю только при помощи органов чувств.
— Город — он высасывает, — неожиданно комментирует Саша, — а здесь хорошо!
Ветер расталкивает тучи, в просветы протискивается недовольное солнце. Миша звонит в колокол — обед. Вода в реке спала, обнажив дно. В столовке нас мало. Часть народа еще с утра отправилась в поселок, часть — на водопады. Экономистка в коротком розовом халате подсаживается к Советскому:
— Скажите, Валера, когда будет хорошая погода?
— Откуда я знаю! — Валера сегодня угрюм.
— Как?! — она широко распахивает глаза, хлопает накрашенными ресницами. — Вы же директор!
— Но я не Господь Бог, — довольно грубо обрывает ее Советский.
Женщина встряхивает обесцвеченными волосами, ложится грудью на стол и говорит с придыханием:
— Как жаль!
Валера вскакивает и уходит.
На пустом пляже стоят девочка и старушка. Девочка ждет старшую сестру из поселка, бабушка — внучку с водопадов. Шторм разбил и вышвырнул на берег плот, построенный одиноким москвичом. Притихшее море лениво лижет обломки.
К ужину народ возвращается. Старушка пытается журить внучку, у нее не получается. Бабушка хлопочет вокруг девушки, спрашивает, не обгорела ли она, не устала ли? И — как же, без обеда?
Нет только медсестры Эли и москвича.
Густой серый сумерек сполз по склону, запутался в древесных стволах, укрыл палатки, затопил ущелье. Тихо. Мир дышит и живет независимо от нас — людей. Прибежала по веткам проснувшаяся соня, нырнула в пакет, достала кусок хлеба, шуршат мыши. Мы подкладываем им еду, чтобы не грызли наши вещи. Глухо падают с листьев редкие тяжелые капли прошедшего дождя. Воздух пропитан морем, звуки плывут медленно и широко, вместе с сумраком, вокруг нас, сквозь нас… Помимо нас…