— А где он сейчас?
— Он погиб. Когда шурави еще были здесь.
Это слово я выучил еще в Москве. «Шурави» значит «советский».
Развивать тему Асим не стал, и я счел неделикатным продолжать расспросы.
— А Наджаф?
Я обратился к Асиму, думая, что его спутнику придется переводить. Но Наджаф неожиданно ответил на неплохом английском.
— Я из Панджшерского ущелья. Вся наша деревня, разумеется, всегда была с Масудом. Действительно, вся! Вот пример. У коммунистов в правительстве был наш земляк, Панджшери. Он был министром и не мог помогать Масуду деньгами, как все панджшерцы — его бы расстреляли. Но он отдал нам свой дом и землю.
Я думал, что бывшими врагами за этим дастарханом были мы и они, русские и афганцы. Все было сложнее.
— А вы где были во время войны? — неожиданно спросил Наджаф.
В момент вторжения я был на Кубе, а следующие десять лет войны прожил в Штатах. Тем не менее я сказал чистую правду:
— Я вообще в армии никогда не служил. И в Афганистане впервые.
— А ваши друзья?
Мои друзья по-английски не понимали, и я им перевел вопрос. Сказать правду? Я перевел его слово в слово, не подсказывая ответа. Не только потому, что я все же опасался, что кто-то из наших гостей понимал по-русски. Мне была интересна реакция Димыча.
— Мне повезло, — сказал Илья. — У нас в институте была военная кафедра, так что от срочной службы меня освободили. Да и потом не трогали — у них, похоже, офицеров хватало.
— И у меня точно такая история, — сказал Димыч.
Знаете, что я еще узнал про Димыча? Сегодня рано утром, когда мы пошли мыться и я поливал ему на спину из ковшика? Он все-таки надел под свитер тельняшку десантников. Надеялся, что я передумаю и сниму их с Масудом: два бывших врага, ставшие союзниками?
— Ты уж тогда и носи ее до самого конца, — сказал я Димычу, когда он стал натягивать тельняшку на себя. — Кто-нибудь залезет в наши вещи, пока нас нет. А чья это была форма, наверное, здесь знают.
Димыч только кивнул. Потом он повернулся ко мне боком, и я увидел у него на предплечье татуировку. Эмблема ВДВ: щит, в нем парашют с крылышками, над ним — пятиконечная звезда. Сверху еще, чтобы не оставалось сомнений, слово Афганистан, а снизу — даты: 1983–1984. Это как если бы он нацепил на грудь свои медали, полученные за убитых местных жителей — ну, почти!
Димыч перехватил мой взгляд. Но комментариев с моей стороны больше не было, и он тоже промолчал. А теперь я все время об этом думал. В одной команде с Димычем нам не следовало раздражать или огорчать наших хозяев. А учитывая мои два задания, сделать это будет непросто.