– Нет! – сердито рявкнул Тулубей. – Мамай говорит тебе, князь: или ты платишь дань по старине, или – война.
– Зачем воевать, ежели можно договориться, – вкрадчиво промолвил боярин Федор Свибл, потирая свой красный нос. – На войне Мамай много не выгадает, с разоренной Руси и взять-то будет нечего!
– Вот именно! – поддакнул рыжебородый Иван Квашня.
Однако послы татарские упрямо стояли на своем: если московский князь хочет избавить свою землю от разорения, он должен увеличить размер выплачиваемой дани вдвое.
– Передай Мамаю, посол, что на такие условия я не могу согласиться, – с притворно-печальным вздохом сказал Дмитрий Иванович, – но и воевать с Ордой не хочу. Пусть лучше Мамай примет верное решение – согласится на прежний размер дани. У нас говорят: если гуся ощипать, новые перья на нем уже не вырастут.
– Что ж, князь, мы уезжаем обратно в Орду, – с коварной полуусмешкой проговорил мурза Тулубей, – а ты готовься к войне.
Едва за ушедшими послами затворилась дверь гридницы, как прозвучал насмешливый голос Тимофея Вельяминова:
– Мы-то давно к войне готовы! В Орде только-только чесаться начали, а нам уже обо всем сообщили! – Тысяцкий хлебнул душистого хлебного квасу из ковша и, утирая смоляные усы, задорно подмигнул Прохору, стоявшему за спиной у князя.
Прохор много слышал о Москве, о пожарах, которые не единожды уничтожали город дотла, о княжеской усыпальнице, где покоится прах всех потомков Александра Невского через его младшего сына Даниила, о знаменитых колоколах на звонницах московских храмов, звонче которых нет по всей Владимиро-Суздальской земле. Увидев же Москву воочию, Прохор изумился обширности ее посадов, раскинувшихся за речкой Неглинкой и к востоку от Боровицкого холма. Но более всего Прохора поразил грозный вид белокаменных московских стен и высота крепостных башен.
По сравнению с ордынским Сараем Москва, конечно, совсем невелика, зато укреплена гораздо лучше. Стены московские сложены из камня-известняка, а не из глиняных кирпичей. С одной стороны идет глубокий ров, с юго-запада Московский кремль обтекает Москва-река, с севера пролегает русло Неглинки. Три башни уходят под самые небеса, возведенные на крутых склонах Боровицкого холма. Попробуй, подступись!
За Москвой-рекой среди светлых сосновых боров, на полянах и просеках, пестрели тесными рядами воинские шатры; оттуда тянулся над рекой рассеиваемый ветром сизый дым костров.
Прохор придержал коня у въезда в широкий проем Фроловских ворот, пропуская тяжелые возы княжеского обоза. Рядом с ним остановил свою длинногривую белую кобылу боярин Тимофей Вельяминов. Прохор спросил у него, что за войско стоит в лесу за рекой?