К исходу ночи заметно похолодало, трава отсырела от росы, из оврагов и низин выползли валы промозглого тумана. Вскоре все вокруг заволокло плотной белесой мутью.
Ратники, просыпаясь, зябко поеживались, покашливали, где-то звучали недовольные ворчливые голоса: мол, легли спать на сухой траве, а проснулись будто в сыром болоте.
Утренний свет все прибывал, но туман был по-прежнему плотен. Воздух сделался настолько влажным, что с кустов и деревьев зачастила холодная капель.
Натужно и хрипло гудели по всему полю боевые трубы, повелевая воинам седлать коней, облачаться в брони и кольчуги, строиться в боевой порядок. Воеводы громко подбадривали ратников, торопили их становиться в строй. Какое-то время всюду царила сумятица, так как полки перемешались и далеко не сразу воины разобрались, где стоят стяги большого центрального полка, куда велено двигаться ратникам, образующим полки правой и левой руки.
Так прошел час и другой.
С юго-запада задул ветер резкими порывами, так что туман стал рваться большими клочьями. Однако белесая мгла не рассеивалась, она слоилась и перемешивалась, цепляясь за кусты; на миг проступали в ее разрывах ряды пешцев и плотные колонны всадников и опять пропадали, будто проваливались в призрачное небытие. В разных местах снова и снова терзали утреннюю тишину призывные звуки труб. Топот тысяч ног и гул тысяч копыт растекались по равнине, укрытой туманом, как облаком.
Владимир Андреевич был объят раздражением от того, что дружинники его опаздывали к месту сбора, хотя сигналы трубой в серпуховской дружине начали подавать раньше всех.
Видя раздражение князя, злился на нерасторопность своих дружинников и гридничий Бакота.
– Ты-то, Нелюб, почто вдруг заплутал среди полков чужих? – набросился Бакота на десятника, который отыскал стяг своей дружины в числе самых последних. – Ты в темноте никогда не плутаешь, словно носом чуешь верное направление, а в тумане вдруг заблудился! Не узнаю я тебя, друже.
Нелюб угрюмо отмалчивался, ибо возразить ему было нечего. Сморил его крепкий сон под самое утро. Хоть и растолкал его кто-то из своих воев, когда загудели трубы, но спросонья Нелюб был как бы сам не свой. В доспехи облачался дольше всех, коня своего кое-как разыскал в табуне, потом и вовсе заплутал среди строящихся на поле колонн в молочном туманном мареве.
Серпуховская дружина, построившись колонной по четыре всадника в ряд, во главе с князем и знаменосцем двинулась не на равнину, где строилось для битвы все русское войско, но углубилась в лесистую низину, где среди болот протекала маленькая речка Смолка. Недалеко от устья Смолки, впадающей в Дон, лежала деревенька Куликово.