Отступила усталость… Иван стоял на невысокой сопке, исхлёстанной чукотскими ветрами, промозглыми туманами, потерянно смотрел на распахнувшееся перед ним великолепие и всё не решался подойти к яранге.
Остались позади несчитанные километры звериных троп, каменные завалы распадков, студёные горные речки и ручьи, редколесные перевалы… И не пугала теперь бескрайность сопочного океана. Не угнетало уже безлюдье, тишина и бесконечный белый разлив северного светового дня.
Одиночество… Не всякий может выбраться из этого состояния, оказавшись один на один с самим собой в чукотских дебрях. Оно нередко обессиливает человека, лишает его воли…
Затявкали оленегонки. Олени насторожились. Из яранги вышел старик. Иван не сразу узнал старого оленевода Рыльтына. А тот уже торопился к нему навстречу, повторяя одни и те же слова:
– Тыте нет вэрин!.. Вот так диво!..
В измученном, обросшем человеке старик, видно, узнал Кирпичёва и, то ли от жалости, то ли оттого, что не ожидал встретить Ивана таким, опустился перед ним на колени и стал зорко его оглядывать, ощупывать руками. Иван тоже непроизвольно плюхнулся на колени, обнял старика, не в силах сначала что-либо произнести. Рыльтын поглаживал Ивана по жёсткой бороде и улыбался приветливыми, влажными глазами. Кирпичёв поднял его с земли и увидел у яранги девушку. Ясные карие глаза, короткая стрижка придавали её смуглому лицу мальчишеское озорство, и показалась она Ивану какой-то странной, нездешней, а повстречай он её в городе или в посёлке, и вовсе не признал бы. «Лена!» – отозвалось в его потеплевшей душе. За прошедшие семь лет она повзрослела, похорошела.
Рыльтын поведал ему о своей радости: Лена приехала на каникулы помочь – хозяйство большое. Второй год учится в большом и главном городе Чукотки в педагогическом институте…
Иван смотрел на неё, такую красивую, и ему вспомнилась далёкая морозная новогодняя ночь на завьюженном билибинском зимнике, когда он встретил эту девчонку-говорушку с больным Рыльтыном…
…Тяжело нагруженный мощный «Урал» перевалил через крутой перевал Студёный и, словно сбросив непосильную ношу, громыхая двумя прицепами, покатился по наклонному спуску к покрывшемуся заиндевелой щетиной распадку. Иван Кирпичёв спешил. Надо было пройти сложный участок. На трассе ждать помощи не от кого. Мороз усиливался. Крепчал встречный ветер. Иван до боли в суставах сжимал упрямую баранку, а назойливая до усталости мысль неотступно преследовала его:
«Неужели не выдержат баллоны?» При таком морозе колёсные покрышки могли раскрошиться, как срывающиеся с крыши ледяные сосульки. Ярославские шинники прислали морозоустойчивую, изготовленную специально для этих мест резину, и Кирпичёву предложили, как одному из асов колымских зимних трасс, опробовать новинку. От результата рейса зависела теперь работа не только транспортников Колымы и Чукотки, ответа ждали и шинники.