Случилось так, что перед выездом представитель завода занемог. Подыскать второго водителя не удалось. Канун Нового года… Вот и пошёл Иван Кирпичёв один. Ему такое не впервой. Старший диспетчер, вручая проездные документы, строжайше напомнила, чтобы по прибытии в первый же посёлок Погындино дал о себе знать, а из Билибина обязательно радировал бы о результатах прохождения трассы…
Гудели промёрзшие колёса. Ровно дышал мотор. В ветровике заунывно тосковал ветер. Щётки-«дворники» неутомимо скользили по лобовому стеклу. Спидометр неторопливо отсчитывал километры. Плясала, вертелась в ярком свете фар позёмка. Дымком вязала рот сигарета. Напряжено все: мускулы, нервы, слух…
Погындинский перевал встретил шквальным ветром. Машину бросало, валило с борта на борт, так и норовило сбросить в беззубую пасть скального ущелья. «Урал» надрывался, захлёбывался, трещал всем корпусом, но всё же лез на вершину, подвывая пурге первой передачей. Вот где потребовалось Ивану всё его мастерство.
Шоферы-трассовики, или, как их ещё величают, «дальнобойщики», – люди закалённые и ревностно привязаны к своей профессии, хотя, как говорят, трасса никому ничего не прощает. Иван Кирпичёв ещё с первого своего рейса по колымскому зимнику сделал памятную зарубку: ошибку здесь повторить, может, и не придётся – она станет последней. Тогда на гребне перевала Студёный и дошли до него по-настоящему слова инструктора-наставника Степана Рогалева: «У нас за обочиной жизнь кончается».
От Росомашьей речушки до посёлка Погындино тридцать километров. Зимник в этом месте колчанистый. Распадок зажат хребтами высоких лесистых сопок. Ветер здесь вроде бы дряхлеет. Зато морозный туман стоит плотной стеной. Единственный ориентир – водительская интуиция. В кабине тепло, размаривает, но стылые ухабы не дают уснуть.
Дорога бесконечна. Бесконечны и мысли, прикованные к ней.
У Соколиного камня Иван остановил машину и спрыгнул с высокой подножки в вязкую стужу. Включил фонарь. Осмотрел колёса. Баллоны держали…
Над вершинами сопок всхлипывал ветер. На дне распадка, как в глухом колодце, тихо. Дышится тяжело, выдыхается со свистом, и свист этот далеко слышен.
Впереди по трассе скрипнули осторожные шаги. Иван насторожился. Неприятный озноб пополз по спине. Вглядывался во тьму, и казалось, что шаги раздаются позади, слева и справа… Поднялся в кабину. Прислушался. Включил дополнительные фары. Впереди обозначились две фигуры…
В кабине Иван разглядел их. Старик и девушка с раскосыми глазами. Она сразу представилась: Лена, будто давняя знакомая, расположилась, сняла с головы лёгкий малахай из белого пыжика, расстегнула дошку. Приветливо рассматривая Ивана, бойко заговорила по-русски. Старик помалкивал. А может, русские слова ему давались труднее. Лена рассказала, что на Новый год приехала навестить деда, а так она живёт и учится в другом месте, в совхозном интернате. Застала деда совсем больным. В бригаду незадолго до её приезда заглядывал фельдшер с главной усадьбы совхоза, а к деду не зашёл. Вот и решила она показать дедушку погындинскому врачу. На собачьей упряжке добрались до Красного чума, а уж через хребет пешком пошли в пургу, ночью совсем из сил выбились…