Недавно Терехов летал домой, виделся с женой, гладил её лёгкие сухие волосы, в горле у него першило от нежности и одновременно от горечи, глаза щипало.
– Ты совсем забыл меня в этом Афганистане, – шептала Ольга, – совсем забыл…
– Нет, не забыл, – Терехов несогласно крутил головой.
– Забыл, забыл, – в Ольгином шёпоте появились капризные нотки, – в Афганистане, говорят, красивые женщины.
– Синие волосы, синие глаза, – пробормотал Терехов.
– Вот видишь! – вскинулась Ольга, круто вывернула голову, уходя из-под Тереховской руки. – Для тебя командировка туда, как поездка на юг.
– Поездка на юг, – грустно усмехнулся Терехов, голос сделался тихим, чужим, с глухими нотками, словно он поставил между собой и Ольгой некую загородку – ей не надо было знать то, что знал он. Растерянно потёрся ухом о плечо, усмехнулся вновь: – Действительно, поездка на юг.
Подумал о том, что когда после войны солдаты возвращались домой, некоторые городские жёны – ох, эти жёны-дочки, выращенные в обеспеченных семьях, да только ли они, эти дочки – не понимали их, считали войну некой приятной командировкой, походом за трофеями, а война – это война. Ну как объяснить Ольге, что такое война?
Они тогда с Ольгой не поняли друг друга и, недовольные, разошлись. Ольга уехала ночевать к родителям и Терехов остался с Игорьком. Сын, понимая, что между родителями пробежала чёрная кошка, сделался ласковым, бессловесным. А вот глаза выдавала его – в глазах застыл испуг.
По броне машины что-то щёлкнуло, с чирикающим воробьиным звуком унеслось в сторону и Ефремков проколол взглядом Терехова: что это?
– Пуля, – спокойно пояснил капитан, – с хребта пришла. На излёте.
Худые пропыленные щёки его поджались, втянулись под скулы, лицо сделалось длинным и каким-то удовлетворённым. Вполне возможно, Терехов был доволен тем, что душманы наконец-то прорезались, проявили себя – это лучше, чем неизвестность. Неизвестность выматывает жилы, в ней человек стареет, седеет, ждёт выстрела и одновременно молит неведомого военного бога, чтобы этот выстрел не прозвучал – и ему сразу делается легче, когда пуля всё-таки бывает выпущена из чужого ствола.
Терехов глянул на колонну – колонна шла ровно, не сбавляя и не увеличивая хода – водители точно держали скорость. Кучеренко быстро выровнял ручной пулемёт, высунул дуло в смотровое окошко, передернул затвор.
– Никак бой будет, товарищ капитан?
– Посмотрим, – Терехов проверил станковый пулемёт, движения его были размеренными, без суеты и пляски пальцев – капитан действовал, как на учениях.
Впрочем, он так и должен был действовать – боевое крещение он прошёл, давным-давно прошёл, позади немало стычек и стрельбы, а в последний раз домой он приезжал по ранению. Был ранен, только Ольге об этом не сказал – посчитал, что не надо ей знать о разных царапинах.