— Мне надо встать!
Когда он поднимается, я с удовлетворением вижу, что его даже не шатает, хотя до былой гибкой, пружинистой силы еще далеко. Он должен совершенно оправиться, но произойдет это нескоро.
— Только не вздумай ворваться в апартаменты Крунара и вызвать его на бой, — говорю я.
— Думаешь, не смогу?
— Ты на ногах едва держишься, куда тебе драться!
— Все равно вызову. Мне тошно прятаться в темноте, пока он уничтожает все, за что мы сражались!
Мы молча пробираемся коридорами обратно в мою спальню. Я больше не отговариваю его, потому что Крунар крепко насолил нам обоим. Дюваль еще слаб, но идет впереди, ведь он куда лучше знает эти тоннели. Тесные каменные стены как будто душат меня, холодный сквозняк поднимает дыбом волосы на затылке.
Заметив полоску света впереди, я ускоряю шаг и едва не наступаю Дювалю на пятки. Он касается двери и сразу замирает, потом вдруг отталкивает меня обратно в глубину хода.
— Крунар! — произносит он громко.
— Стало быть, ты все-таки жив! Так я и думал, ибо это единственное разумное объяснение.
Стараясь остаться незамеченной, я вжимаюсь спиной в каменную стену. Сердце так и колотится. Какой холодный и жесткий голос у канцлера!
— Да входи же, нечего торчать на пороге.
Сперва я думаю, что это относится ко мне, но затем вижу, как Дюваль отводит в сторону дверь и делает шаг в комнату.
— Кроме того, мы еще не закончили ту партию в шахматы, — произносит канцлер очень спокойно, и я вдруг понимаю.
Понимаю совершенно точно, где он отравился «силками Ардвинны», и от бессилия хочется биться головой в стену.
— Значит, вот чем мы с тобой занимались, Крунар? — продолжает Дюваль. — Шахматную партию разыгрывали? Должен признать, я и не догадывался, кто мой противник, пока Исмэй не пришла ко мне со своими подозрениями.
Его голос звучит уверенно и невозмутимо. Он или очень быстро оправился, или не хочет выказывать слабость перед Крунаром.
— Значит, девка обо всем догадалась прежде тебя? Ну не обидно ли? А впрочем, в монастыре дур не держат.
— У нее не было детских воспоминаний и семейных привязанностей, способных лишить зрение ясности. Она обвиняла тебя, а я не хотел слушать. — Теперь голос Дюваля слегка дрожит, но не от слабости: ему причиняет боль двуличие человека, которого он так давно знает. — Я говорил ей, что ты один из величайших героев нашей страны и близкий друг моего отца. Я говорил, что ты никогда мою сестру не предашь.
Крунар довольно долго молчит. Наконец вновь звучит его голос, но так тихо, что я невольно придвигаюсь ближе к дверному проему.