— Я ничего не знаю о Шенберге,[55] — сказала Козетта.
— Я тоже, — признался Марк. — Вот и узнаем. Вместе.
При нашем появлении они — по крайней мере, Козетта — не испытали особой радости. Разумеется, Козетта сделала вид, что рада нас видеть, такой уж она была, но я понимала, что это притворство. Вскоре они куда-то уехали, взяв с собой Тетушку. В тот день Козетта должна была вывезти Тетушку на прогулку, и Марк сказал, что составит им компанию. Старушка послушно пошла за ними, словно зомби — у нее почти всегда был такой вид; она просто делала то, что ей приказано, но мне показалось, что вид у нее был не такой растерянный. Марка она могла понять — прилично одет и не использует слов, произносить которые в ее детстве считалось преступлением, не курит непонятных трав, не слушает неблагозвучную музыку. И еще он разговаривал с ней, не делал вид, что ее нет.
Я вышла на балкон, чтобы наблюдать за их отъездом; мне было интересно, сядет ли Марк за руль, но он не сел, по крайней мере в этот раз.
— Наверное, он остался на ночь, — сказала Белл странным, ровным тоном, к которому иногда прибегала.
— Уверена, что нет.
— Почему?
— Просто чувствую. Они были бы другими. Козетта была бы другой.
Как выяснилось, я была права. Белл спросила Гэри. Мне казалось странным задавать ему подобные вопросы. Гэри мало спал: ложился всегда поздно, а вставал часов в семь. Накануне вечером Марк вернулся с Козеттой около одиннадцати, побыл десять минут и уехал, а вернулся утром в десять. Гэри сам ему открывал дверь.
— Вы похожи на шпиков его жены, — сказал Гэри.
— У него нет жены, — ответила Белл.
— Хотите знать, поцеловал ли он ее на прощание?
— Ради всего святого! — попыталась я прекратить этот разговор. — Речь идет о Козетте. Козетте!
— И что? — довольно неожиданно ответил Гэри. — «Вино, которое она пьет, из гроздьев, как твое».[56]
— Возможно, только он вряд ли пил это вино, правда?
— А почему бы и нет, — медленно произнесла Белл. — Не вижу, что ему мешает.
— Козетте уже далеко за пятьдесят. Ей это не нужно, она об этом даже не мечтает.
— Готов поспорить, мечтает, — сказал Гэри.
Марк оставался просто другом. Да и могло ли быть иначе? По крайней мере, его не назовешь любителем дармовщинки. Он часто приглашал Козетту в ресторан или приходил в «Дом с лестницей» уже после ужина. Крайне редко, когда Козетта устраивала ужин для всех, Марк присоединялся к нам, но вел себя довольно скромно, пил мало, заказывал недорогие блюда. Он не курил, не употреблял крепких напитков. В его присутствии чувствовалось, что времена роскоши миновали — времена зеленого шартреза и сожженных купюр.