— Вы с ума сошли! — сказала Оля.
— Почему так думаешь?
— Как можно им верить? Это же клещи. Взяли полторы тысячи, потом возьмут две. Потом еще десять. Потом отберут машину, квартиру и все остальное. Будут доить до тех пор, пока не оберут до нитки. Они всегда так действуют. А вы сами подставляетесь. Иван Алексеевич, что с вами?!
— Ты всех своих клиентов об этом предупреждаешь?
— Нет, только вас, — взглянула победительно, я отвел глаза. Подумал грустно: значит, клиентов полно.
— За что же мне такая честь?
Ответила неподвижным, тяжелым взглядом, и у меня мурашки пробежали по коже.
— Знаешь ли, Оленька, не так страшен черт, как его малюют. Ты умненькая девочка, даже чересчур умненькая для своих лет. У тебя сильный характер, ты многих мужчин собьешь с толку, но только не меня… Штука в том, что ты слишком рано повзрослела. Поэтому мир, в котором очутилась, принимаешь за единственно реальный. Вот твоя ошибка. Вокруг много других миров, тебе пока не доступных. Там правят не паханы и паханчики и деньги мало что значат сами по себе. В ходу там обычные человеческие чувства — любовь, преданность, верность, доброта. Наверное, тебе дико это слушать?
— Почему же? — улыбнулась покровительственно. — Я бывала в тех ваших прекрасных мирах, понимаю, о чем вы говорите. Там действительно деньги ничего не значат, потому что их ни у кого нет. Там люди ради пропитания роются на помойках и бегут сдавать пустую посуду, чтобы купить молока на обед. Иван Алексеевич, даже за компанию с вами меня туда не тянет.
Славно, содержательно посудачили.
В машине я спросил:
— Куда везти?
— Наверное, к вам? Отрабатывать аванс?
Она не шутила, смотрела дерзко. У меня, чего греха таить, мелькнула подленькая мысль — согласиться. Но воля-то у меня железная еще с советских времен.
— Это не к спеху. Отвезу пока к родителям. Надо же их успокоить.
До ее дома рукой подать — улица Доватора.
Ну углу Профсоюзной неожиданно влипли в пробку. Минут десять ползли по черепашьи. Закурили. Удобный момент, чтобы прояснить кое-какие темные места.
— Думаю, тебе надо уехать, Оля, — сказал я как о чем-то само собой разумеющемся.
— Куда?
— Из Москвы уехать. Слинять, как у вас говорят.
— Зачем, Иван Алексеевич?
— Мне показалось, ты уже нахлебалась этой грязи.
— Приглашаете в Европу?
— В Европу не в Европу, а к родным в Таганрог могу отправить. Отсидишься. Спрячешься. Подышишь чистым воздухом.
Какой-то безумный «Мерседес», набитый молодняком, как тараканами, попер из пробки на тротуар, чудом не задев мне крыло. Я выругался сквозь зубы.
— Иван Алексеевич, — нежным голоском пропела Оленька. — Разрешите задать очень личный вопрос?