— У меня нет богатых друзей.
— Зачем же так? Пораскиньте умишком в спокойной обстановке. Прежде вы вращались во влиятельных кругах: профессура, промышленники. Не все же обнищали. Никоторые, полагаю, напротив, выбились в люди, вписались, так сказать…
— Страшный вы человек. Лицо, манеры, галстучек, кабинетик этот, а на самом деле волк. Прямо оторопь берет.
Его опечалили мои слова:
— Не заблуждайтесь, Иван Алексеевич. Какой там я волк. Настоящих волков вы еще не видели. Повторяю, я всего лишь посредник, исполнитель поручений. И вот как на духу хотелось бы вам помочь, да не знаю как. Одно скажу: поторопитесь. С деньгами поторопитесь. Иначе беда. Истинные волки, о которых вы упомянули, таких, как мы с вами, за людей не считают. Не церемонятся с нами.
— Сколько у меня времени?
— Сутки. До первого взноса — сутки. Вот контактный телефон, позвоните завтра утром. Да не глядите таким покойником, даст Бог, пронесет как-нибудь. В вашем положении многие оказывались, и ничего, некоторые до сей поры живы. Но не все. Тут врать не имею права. Далеко не все.
Я с трудом различал его красивое лицо. Сизый туман, насыщенный белыми мушками, застилал глаза. Сердце штормило. Он, видно, догадался, что мне не совсем хорошо.
— Может, корвалольчику? Или рюмочку?
— Спасибо, все в порядке. Пойду, пожалуй.
— До свиданья, Иван Алексеевич. Удачи вам. Только не наделайте глупостей. Вы же знаете, Россия большая, а бежать в ней некуда. Везде разыщут.
— Раньше на Дон уходили.
— Эка хватил. Раньше у нас царь был, а теперь кто?
В машине едва отдышался. Беспомощность мучительнее страха. А такого чувства абсолютной, гнилой беспомощности я прежде не ведал. Словно открыл глаза в кромешной тьме, и все внутри спеклось этой зловещей, как густая смола, чернотой.
Сидел, думал: куда ехать? Может, и некуда — тупик. Перебирал в памяти знакомых — ни одного лица, могущего помочь. Все такие же жертвы наступившего беспредела, приуготовленные на убой, ждущие своей очереди. Кто-то еще суетится, пытается приспособиться, отлежаться в тине, а кого-то уже урыли. До каждого дойдет черед, если ты не вор и не сумел оскотиниться. Рынок! Все мы, фигурально говоря, очутились на дне чеченской ямы, и никто за нас, как за Ленку Масюк, выкуп не заплатит. Дуракам, мудрецам, богатырям и немощным уготовлена одинаковая участь — быстрое или медленное загнивание на дне ямы.
В одном прав негодяй Михась — никто меня за уши к Оленьке не тянул и в спину не толкал, чтобы ночью дверь открывать распутным девицам. Нос высунул — вот и прищемили. Впрочем, какая разница: так или иначе, сегодня или завтра что-нибудь подобное обязательно произошло бы. Они живут по революционному закону: кто не с ними, тот против них. И, значит, подлежит искоренению. В Москве зачистка территории идет ускоренным темпом. И это понятно. Здесь у них штабы.