Зинаида Павловна дала Климову расписаться в ведомости и отсчитала аванс — сорок новеньких десятирублевых ассигнаций.
— Милый мой, — протянула певуче, — откуда же мне знать, зачем ты понадобился Захарычу? Он, может, сам про это не ведает.
— Пьяный, что ли, был?
— К вечеру, как обычно… Но два раза напомнил: придет завтра егерь, задержи его, Зинаида. Мое дело передать… Пей, пей кофе, пока не остыл.
Зинаида Павловна покровительствовала молодому лесовику, который появился у них около трех лет назад как снег на голову. Про него толком никому ничего не было известно. В трудовой книжке значилось, что, окончив сельхозинститут, он четыре года преподавал в одной из московских школ природоведение, но почему вдруг решил переместиться из столицы, куда стремятся все умные люди, в их забытую Богом глубинку, там не говорилось ни слова. Зинаида Павловна предполагала любовную историю или что-нибудь в этом роде, к примеру казенную растрату. Сам Климов от душевных разговоров уклонялся, хотя проронил однажды, что действительно не все у него в молодости сложилось так, как хотелось бы. Зинаида Павловна, как и ее конторские подруги, полагала, что сумрачный красавец погарцует в лесничестве сезон-другой и дунет обратно в Москву, даром что у него сохранилась столичная прописка. Но она ошиблась. Климову, кажется, в лесу понравилось, он обживался, обзавелся кое-каким хозяйством, и чем дальше, тем больше обрастало его имя разными сплетнями. Вполне понятно. Когда молодой, крепкий мужчина живет один, значит, он или болен, или что-то замышляет. Но что можно замышлять, сидя в лесу? А на больного Климов тем более не похож. Предполагали разное, но большинство сходилось во мнении — колдун! Это самое вероятное. Причем, скорее всего такой колдун, который в Москве, где все остальные колдуны, экстрасенсы и ведьмы благоденствуют, почему-то не пришелся ко двору. Зинаида Павловна, женщина начитанная и бывалая, не сомневалась в колдовской сущности Климова, особенно когда заглядывала в его серые глаза со странными светло-коричневыми искорками вкруг зрачков. В этих глазах таилась неведомая глубина, от которой хотелось зажмуриться. Будь Зинаида Павловна помоложе — э, да что теперь вспоминать!
Как обычно, она попыталась что-нибудь выведать у Климова, нащупать тропку к его сердцу и, как обычно, наткнулась на мягкую, непроницаемую стену.
— Правда ли, Миша, нет ли, я слыхала, в лесу волки завелись?
— Завелись, — подтвердил Климов, поднеся чашку к губам. — Целых две семьи. Я за ними наблюдаю.
В деланном испуге Зинаида Павловна всплеснула руками: