— Кто такие они, которые скоро нас найдут?
— О Мишель! Я же просила!
— Что просила?
— Не прикидываться идиотом.
…К телефонной будке возле овощного магазина пришлось идти в сопровождении инженера Володи. Он подстерег меня возле своего «жигуленка», но это, пожалуй, было мне даже на руку. Пригодится для авральной ездки. Против обыкновения, Володя выглядел трезвым и благоразумным. Но противоестественно задумчивым. Молча шагал рядом. Чтобы отвлечь его от грустных мыслей, я сообщил:
— Собираюсь днями в Европу. Чего-нибудь тебе привезти? Может, чего-нибудь из нательного белья?
— Чудной ты человек, Коромыслов. И чем-то напоминаешь Степана Разина.
— Почему именно Степана?
— Ну как же, помнишь! Ночь всего провожжался с княжной, и крыша у него поехала. А твоя новая пассия, похоже, будет похлеще княжны.
— Мне нравится ход твоих мыслей.
Я набрал номер, и после двух гудков трубку сняли. Это был Кузя. Голос у него был настороженный. Он спросил:
— Знаете, где Гоголевский бульвар?
— Да.
— Через сколько можете подъехать?
— Через час.
— Опиши, как выглядишь?
А как я выглядел? Пятидесятилетний моложавый старикан в черной, на ватине китайской куртке. Рост — метр восемьдесят. С рыжими усами. На голове серая кепка с пуговкой.
— Этого достаточно, узнаю, — сказал Кузя. — Возьми в руки газетку.
— Какую? «Известия» сгодятся?
Кузя хмыкнул в трубку. Видно, посочувствовал Полине.
— Все, договорились. Жду!
Володя согласился отвезти меня туда и обратно, но не корысти ради, а исключительно, как он выразился, из гуманитарного чувства сострадания к душевнобольному.
— Но все же, — добавил уже в машине, — бабки у тебя теперь шальные, от пузырька не откажусь.
У «Калужской» притормозил, и в ларьке я купил водки и упаковку пива «Туборг». Взял заодно огромную коробку шоколадных конфет с изображением летящей по синему небу ярко-красной птицы. Цена — девяносто тысяч рублей. Увидев богатые покупки, Володя удивился:
— Значит, шоколадом кормишь? Уважаю! Но под пиво лучше лещ.
Кузя оказался мужчиной лет сорока и отнюдь не уголовного вида. Я бы сказал, обыкновенный конторский служащий дореформенного периода: аккуратно причесанный, в добротном поношенном костюме, с вежливой улыбкой.
— Вы — Миша?
— Михаил Ильич, с вашего позволения.
— Извините. Вот то, что она просила, — протянул коричневый «дипломат», тоже далеко не новый, явившийся из тех времен, когда люди, выходя на работу, были уверены, что вечером благополучно вернутся домой.
— Может, что-нибудь на словах передать?
— Нет, ничего не надо, — улыбнулся, продемонстрировав отсутствие двух верхних зубов. — Отдай только паспорт…