— Учти, Миша. Я могу замочить тебя прямо здесь, не отходя от кассы. А могу в подъезде. Там мы с тобой немного поиграем. Есть разные хорошие игры. К примеру, «отыщи свои яйца, дружок». Знаешь такую игру?
— Нет.
— Ну ладно, слушаю тебя. Первое: где точно Трубецкой? Второе: тайник. Не тяни, Миша. Прохладно тут сидеть, жопа мерзнет.
— Мне нужно три дня, — повторил я тупо. — Но если вы меня убьете, Георгий Павлович вообще ничего не узнает.
— Сегодня я не буду тебя убивать. Сегодня только покалечу. Ладно, поднимайся, старик, шагай в подъезд. Не хочешь, видно, по-культурному.
Он встал, а я остался на месте, уныло озираясь. Двор пуст, даже Володи нигде нету. А как бы он сейчас пригодился. Бандюга насмешливо бросил:
— Вставай, вставай, сморчок! Никто тебе не поможет, не надейся.
И, чтобы поторопить, ловко ухватился за ворот моей китайской куртки. Но так получилось, что это было, по всей видимости, его последнее осмысленное движение в жизни. Он вдруг странно дернулся, и его глаза, уставленные на меня, печально застыли. В следующее мгновение он начал падать, судорожно сдирая с меня куртку. Рывком я еле высвободился из его мертвой хватки. Подкосившись в коленях, он постепенно улегся на спину, затылком на краешек песочницы. Пальто широко распахнулось, как крылья, и на светлой рубашке расплылось темное пятно. Почему-то я не сразу сообразил, что это кровь. Кирпичная краска отступила от щек, рот приоткрылся в прощальной угрозе, которую он не успел произнести. Очарованный, я стоял над ним, не в силах сдвинуться с места. Первый человек, которого убили на моих глазах, а можно сказать, прямо на руках. Еще не веря в то, что он умер, я понял, кто его убил. Глянул вверх. Левое окно — кухня — было приоткрыто, и тут же захлопнулось.
Я не пошел сразу домой, а, ведомый инстинктом, обогнул здание и выскочил к заветному ларьку. Меня колотило. На счастье, рядом тормознул «жигуленок» и из кабины высунулось прекрасное лицо инженера.
— Эй, Коромыслов, за заправкой пришел?
Я кивнул. Володя вылез из машины и бодро устремился к ларьку, бросив на ходу:
— Сегодня я угощаю. Садись в машину.
В машине я закурил, отдышался. Вязкая сердечная слабость рассосалась. Володя вернулся с бутылкой коньяка и с пакетом румяных яблок.
— Сейчас отъедем маленько — и похмелимся. Ты не против?
— Почему я должен быть против?
— Вид у тебя чудной. Не заболел? Ох, Коромыслов, предупреждал, не по возрасту тебе эта бабенка.
Он и не подозревал, как был прав.
В затененном тупичке возле мусорных баков, под ветлами, не вылезая из машины, приняли по стаканчику. Правда, я норовил хлебнуть из горлышка, но Володя забрал бутылку и сунул мне замызганную пластмассовую плошку.