Для меня было самым заветным обнаружить не то, чем исполнитель владеет, а то, о чем взыскует его душа. Душа Наскокова нежданно для окружающих и для него самого окончательно заявила, что она существует. И что она устала скрываться, быть в плену у характера своего хозяина.
Смерть Берты в финала пьесы лишала Лазаря не только жены, но и рассудка. В этой сцене Наскоков впервые оказался выдающимся трагиком. А в жизни к нему подкрадывалась если не трагедия, то драма во всяком случае. Но присутствие души способно превращать драму в трагедию…
— Вот бы выехать с нашим спектаклем в Израиль!.. — мечтательно предложил Наскоков.
От неожиданности я чуть было не промахнулся и не сел на пол, минуя стул. При нашей первой беседе он, помнится, обозвал израильтян оккупантами.
Правда, теперь изумление мое могло и не быть таким бурным… Ведь я уже уловил, что актеры, путаясь, не нарочно стали иногда называть его Лазарем. И заметил, что он их не поправлял… «Еще чуть-чуть — и он пожелает принять иудаизм, — в шутку сказал я за кулисами Берте. — О, власть любви!» В ответ она вышла на сцену столь гордой походкой, что я решительно замахал руками: «Этр не походка, а поступь! Она не может принадлежать твоей героине».
Оснований проскакивать мимо стула уже не было. И все-таки… Стремление Наскокова отправиться в еврейское государство? Я, бесспорно, тут же подхватил эту инициативу:
— Прекрасная мысль! Но до этого наш театр прокатится с гастролями по собственному государству с несколько приевшимся репертуаром, а затем, как полагается, отпуск. Осенью соберемся, завершим репетиции, сыграем премьеру… Ну, и если — с вашей волшебной помощью! — она окажется победоносной, махнем на Обетованную землю! Надеюсь, нас пригласят.
Но Наскоков про осень уже не слышал — его сразило то, что неизбежно и традиционно для любой труппы в летние месяцы и о чем он почему-то забыл. Гастроли, отпуск… Разлука?..
Берта была до того хороша, что ее, всеми признанный ранг чаровницы не требовал дополнительных определений. Она же умудрилась еще оказаться и умницей, что, осторожно говоря, вовсе не обязательно сопутствует красоте. А на зрителей и партнеров по сцене Берта оказывала магнетическое воздействие. Вот и Наскокова напрочь к себе притянула. И он перепутал пьесу со своей жизнью…
— Без гастролей я бы могла и обойтись, — устало промолвила она. — А об отпуске мы с мужем грезим. И дети рвутся к лесу, к реке…
— Ты… замужем? — ошеломленно спросил Наскоков.
Это прозвучало с вызывающей неестественностью. Но он ни разу до того не поинтересовался вслух ее семейным положением. Наверное, не решался, страшился… Да ведь и пришел к нам в театр совсем недавно. Она же о доме своем, как о некоем святом таинстве, всуе не распространялась.