Постдемократия (Крауч) - страница 25

II. Глобальная компания: ключевой институт постдемократического мира

На протяжении большей части XX века европей­ские левые не сознавали значения компании как института. Первоначально она представлялась исклю­чительно орудием извлечения прибыли для ее вла­дельцев и эксплуатации ее работников. Воплотившие­ся в компании преимущества рыночной восприим­чивости к запросам потребителей по большей части ускользали от внимания в целом небогатого рабочего класса, который обладал весьма ограниченными воз­можностями для выражения потребительских пред­почтений. Впоследствии, в беззаботную эпоху всеоб­щего обогащения в третьей четверти XX века, когда возник феномен массового потребительства, компа­ния сама собой стала восприниматься как удобная дойная корова.

Для этого кейнсианского периода было характер­но повышенное внимание практически всех партий к макроэкономической политике. Предполагалось, что отдельные компании безо всякого труда нахо­дят и эксплуатируют всевозможные ниши на товар­ных рынках, процветающих благодаря макрополити­ке. Мнение тех неолиберальных правых, которые ука­зывали на значение микроэкономики и на проблемы компаний, по большей части оставалось неуслышан­ным. В каком-то смысле это было удобно самим ком­паниям: создавая условия экономической стабильно­сти и не вдаваясь в детали того, чем занимаются ком­пании, власти почти не вмешивались в их дела.

Все изменилось с крахом кейнсианской парадиг­мы вследствие инфляционных кризисов 1970-х годов.

Поддержание совокупного спроса перестало быть га­рантированным, а товарные рынки стали ненадеж­ными. Это усугублялось и другими явлениями: быст­рыми технологическими изменениями и инновация­ми, усилением глобальной конкуренции, возросшей требовательностью потребителей. Те компании, кото­рым не хватало предприимчивости, обнаружили, что земля уходит у них из-под ног. Резко возрасла разни­ца между преуспевающими и неудачливыми компа­ниями, участились банкротства, выросла безработи­ца. Компании, добившиеся лишь умеренного успе­ха, отныне не могли чувствовать себя в безопасности. К голосу лобби и групп давления, выражавших инте­ресы корпоративного сектора, стали чаще прислуши­ваться — по аналогии с тем, как к жалобам больного на сквозняк относятся более серьезно, чем к таким же жалобам здорового человека.

Затем произошли и другие изменения, которые помогли компаниям превратиться в крепкие и тре­бовательные, отнюдь не больные существа, но, как ни странно, вовсе не повлекли за собой снижение внимания к их запросам. Общим местом политиче­ских дискуссий стало мнение о том, что в этом вино­вата глобализация. Она, несомненно, усилила конку­ренцию и тем самым высветила уязвимость отдель­ных компаний. Выживают в этой конкуренции самые сильные, но не в смысле взаимодействия с конкурен­тами, а скорее в смысле взаимодействия с властями и с рабочей силой. Если владельцы глобальной компа­нии не удовлетворены местным фискальным или тру­довым режимом, они угрожают перебраться в другое место. Таким образом они получают доступ к прави­тельству и влияют на проводимую им политику куда более эффективно, чем это в состоянии делать про­стой гражданин, даже если они не живут в этой стране, не имеют формальных прав гражданства и не платят здесь налоги. В своей книге «Работа народов» (Reich, 1991) Роберт Райш писал и об этой группе, и о высо­неоплачиваемых специалистах, чьи навыки востре­бованы во всем мире, и о проблемах, проистекающих из того факта, что они обладают значительной вла­стью, но при этом не связаны с каким-то определен­ным обществом. Подавляющее большинство насе­ления не обладает такой возможностью: оно остает­ся более или менее привязано к родному государству и вынуждено соблюдать его законы и платить налоги.