II. Глобальная компания: ключевой институт постдемократического мира
На протяжении большей части XX века европейские левые не сознавали значения компании как института. Первоначально она представлялась исключительно орудием извлечения прибыли для ее владельцев и эксплуатации ее работников. Воплотившиеся в компании преимущества рыночной восприимчивости к запросам потребителей по большей части ускользали от внимания в целом небогатого рабочего класса, который обладал весьма ограниченными возможностями для выражения потребительских предпочтений. Впоследствии, в беззаботную эпоху всеобщего обогащения в третьей четверти XX века, когда возник феномен массового потребительства, компания сама собой стала восприниматься как удобная дойная корова.
Для этого кейнсианского периода было характерно повышенное внимание практически всех партий к макроэкономической политике. Предполагалось, что отдельные компании безо всякого труда находят и эксплуатируют всевозможные ниши на товарных рынках, процветающих благодаря макрополитике. Мнение тех неолиберальных правых, которые указывали на значение микроэкономики и на проблемы компаний, по большей части оставалось неуслышанным. В каком-то смысле это было удобно самим компаниям: создавая условия экономической стабильности и не вдаваясь в детали того, чем занимаются компании, власти почти не вмешивались в их дела.
Все изменилось с крахом кейнсианской парадигмы вследствие инфляционных кризисов 1970-х годов.
Поддержание совокупного спроса перестало быть гарантированным, а товарные рынки стали ненадежными. Это усугублялось и другими явлениями: быстрыми технологическими изменениями и инновациями, усилением глобальной конкуренции, возросшей требовательностью потребителей. Те компании, которым не хватало предприимчивости, обнаружили, что земля уходит у них из-под ног. Резко возрасла разница между преуспевающими и неудачливыми компаниями, участились банкротства, выросла безработица. Компании, добившиеся лишь умеренного успеха, отныне не могли чувствовать себя в безопасности. К голосу лобби и групп давления, выражавших интересы корпоративного сектора, стали чаще прислушиваться — по аналогии с тем, как к жалобам больного на сквозняк относятся более серьезно, чем к таким же жалобам здорового человека.
Затем произошли и другие изменения, которые помогли компаниям превратиться в крепкие и требовательные, отнюдь не больные существа, но, как ни странно, вовсе не повлекли за собой снижение внимания к их запросам. Общим местом политических дискуссий стало мнение о том, что в этом виновата глобализация. Она, несомненно, усилила конкуренцию и тем самым высветила уязвимость отдельных компаний. Выживают в этой конкуренции самые сильные, но не в смысле взаимодействия с конкурентами, а скорее в смысле взаимодействия с властями и с рабочей силой. Если владельцы глобальной компании не удовлетворены местным фискальным или трудовым режимом, они угрожают перебраться в другое место. Таким образом они получают доступ к правительству и влияют на проводимую им политику куда более эффективно, чем это в состоянии делать простой гражданин, даже если они не живут в этой стране, не имеют формальных прав гражданства и не платят здесь налоги. В своей книге «Работа народов» (Reich, 1991) Роберт Райш писал и об этой группе, и о высонеоплачиваемых специалистах, чьи навыки востребованы во всем мире, и о проблемах, проистекающих из того факта, что они обладают значительной властью, но при этом не связаны с каким-то определенным обществом. Подавляющее большинство населения не обладает такой возможностью: оно остается более или менее привязано к родному государству и вынуждено соблюдать его законы и платить налоги.