А пара ликана позволила бы себя поймать. Она ждала бы его голая на траве, готовая к ласкам, или у дерева, выпятив попку: бедра приподняты, руки над головой. Она бы наслаждалась этой погоней, предвкушала бы его свирепость.
Эмма сходила с ума! Откуда она могла все это знать? Она бы никогда радостно не принимала ничью свирепость. «Кричи при первом же признаке боли» — было ее девизом.
Она почти добралась до открытой местности, и тут Лаклейн ее все-таки настиг. Когда он повалил ее на землю, Эмма, было, приготовилась к падению, но Лаклейн извернулся и принял удар на себя. Открыв глаза, она увидела его над собой, стоящим на четвереньках.
Он был больше. Глаза утратили свой золотистый цвет и сейчас сверкали тем жутковатым голубым. С каждым выдохом из его груди вырывалось тихое рычание. Она знала, что он слаб — чувствовала насколько, когда он бежал за ней — но его очевидное намерение придавало ему сил.
— Пере… вернись, — выдавил он. Его голос звучал искаженно, сипло.
Внезапно небо рассекла молния, — которую он, похоже, даже не заметил — но Эмма уставилась на нее, словно та была кометой. Могло ли так случиться, что в ней больше от валькирии, нежели она думала?
Рассудительная часть Эммы ответила: «Нет».
Но в следующий миг молния осветила не только небо, но и то, что таилось внутри Лаклейна. Эмма увидела клыки, глаза того голубого холодного цвета и его необычайно сильное тело с перекатывающимися мускулами.
Сорвав с нее куртку и сумку, он когтями разрезал ее одежду, оставив Эмму полностью обнаженной. Из его груди раз за разом вырывались рыки, а Эмма только и могла, что ошеломленно созерцать вспышки света в небе.
— Руки… над… головой, — проскрежетал он, срывая с себя джинсы.
Она подчинилась. Он все еще нависал над ней, время от времени нагибаясь, чтобы поцеловать или лизнуть ее кожу, передвинуть то ее ногу, то руку.
Происходило что-то, чего она не понимала. Это были не простые движения, это…
Ритуал.
Его тело было так близко, что желание стать на четвереньки становилось почти непреодолимым. Эмме хотелось откинуть волосы и подставить ему свою шею. Когда Лаклейн прошелся языком по ее соску, она выгнулась дугой.
— Пере…вернись.
И, словно в нее вселился кто-то чувственный и агрессивный, она сделала, как он приказал. Теперь Эмма не могла видеть его движений. Но ощущала, как по ее ягодицам скользит его огромная эрекция, тыкаясь ей в бедро.
Вдохни запахи ночи, почувствуй, как свет растущей луны омывает твою кожу. Она лишилась рассудка… поняла это в тот момент, когда, прижавшись грудью к траве, сама приподняла попку и положила руки перед собой. Он зарычал, словно довольный ее поступком, и тут же коленом раздвинул ее ноги еще шире. Эмма становилась все влажнее, а он ее еще даже не касался.