А православный иерарх был уже старик. О его весьма высоком сане ничего не говорило, кроме драгоценной старинной панагии – обрамленного рубинами и изумрудами эмалевого изображения Богородицы – спрятанной в складках черной монашеской рясы, и вышитого золотом креста на маленькой, похожей на феску шапочке, которую он держал на коленях. Он устал, он сидел на стуле и ждал полицию. Но полиция не ехала, а репортер закрыл блокнот и двинулся к выходу.
– Я, кажется, единственный свидетель, – сказал старик репортеру.
Он, естественно, говорил по-немецки. Но с акцентом, что тоже естественно.
– Святой отец! – сказал репортер. – Мое почтение! Но я не полицейский. Да и что нового вы могли бы сообщить, кроме того, что уже рассказали официанты? Впрочем, если желаете, я могу вас упомянуть в репортаже. Вы правы, это оживит рассказ. Итак, пишем: все произошло на глазах святого отца… Ваше имя и священный сан? – но блокнота так и не раскрыл и не снял колпачка с авторучки. Так, повертел ее в пальцах.
– Не надо, – сказал старик. – Ни к чему.
– Ни к чему, так и не надо! – сказал репортер и заметил панагию. – Экая у вас штучка. Дайте взглянуть, – он присел на стул и пригнулся, всматриваясь. Старик слегка отодвинулся. – Что вы, что вы, святой отец, я не прикоснусь к ней своими грешными пальцами. Настоящие камни? И эмаль настоящая?
– Да, конечно.
– Италия?
– Византия. Четырнадцатый век.
– Ого! И не боитесь так ходить по нашим улицам?
– Нет.
– Почему?
– Я – раб Божий, – сказал старик. – Рабам Божьим нечего бояться, разве только гнева Его. Кроме того, у меня дипломатический паспорт.
– Слуга Римского престола? – спросил корреспондент.
– Православная российская церковь, – сказал старик.
– Простите. Мне послышалось, что у вас итальянский акцент. И вы совсем не похожи на русского.
– Боже, – сказал старый монах. Он и в самом деле был сухощав и смугл. – Боже, опять! Однако почему не едет полиция?
– Понятия не имею. Я как раз заехал в полицейский участок, когда туда позвонили. Мы часто толчемся в полиции. Где же взять горячие новости, как не в полиции? Ребята сказали: вот адрес, там какая-то свара, езжай вперед, мы за тобой. Но что-то они не торопятся. Ох, не торопятся! Это не случайно. Боюсь, что да, не случайно.
Старик поднял на него глаза:
– Я вас не понимаю.
– И не надо. Желаете дальше ждать полицию? Извольте. В таком случае позвольте откланяться. Я бы попросил у вас благословения, но я прирожденный атеист. Мой покойный отец был социал-демократом старой закалки. Почти, можно сказать, первого призыва. Он видел живого Карла Маркса! Пожимал ему руку! Мать – активистка за равноправие женщин. Еще жива, но в пансионе. Восемьдесят два года, сами понимаете. У нас дома – в доме моего отца, я имею в виду – собирался политический кружок. Туда заходили русские марксисты, эмигранты. Они были все евреи! Практически все. Забавно, правда?