— Асм шома чист? — спросил я, задавая наиболее распространенные и общеупотребимые вопросы, — шома ахлем коджа астид? Шома четур асти? Шома фарси харф мизанид?[49].
Хотя неизвестный прикинулся, что ни хрена не понимает, по глазам я понял — дошло! Понимает!
— На каком языке ты хочешь говорить? Инглиш? Эспаньол? Дойч? Франсе? Итальяно? Фарси?
Нельзя сказать, что я говорил на всех этих языках. Но многое понимал — как и все аристократы, вынужденные много путешествовать. Тот же испанский — благодаря знакомству с Марианной у меня был на довольно высоком уровне.
— Ты не можешь говорить? Хорошо. Надумаешь — скажи.
Обычно — подозреваемый понимает, что полицейскому нужно его признание — и получается, что полицейский в каком-то смысле зависит от него. Моей задачей сейчас было показать, что это не так.
— Вспомнишь свое имя, дай знать.
Я постучал в дверь, чтобы меня выпустили.
— Интересный вы человек, адмирал Воронцов…
Я вздохнул. То же самое — я слышал два дня назад совсем при других обстоятельствах. И от кое-кого, кто привлекательнее Молота Ислама.
— Да и вы, сударь, совсем не так просты, как кажетесь…
Генерал ничего не ответил…
Мы сидели на верхнем этаже виллы Сусини. Широкий балкон, на котором нам накрыли стол и подали чай — был полностью отрезан от внешнего мира прочной сеткой, и казалось, что ты в заключении…
— Кто этот человек? — снова попробовал Бельфор.
— Не генерал Тимур — устало сказал я — неужели вы думаете, что я стал бы скрывать от вас его имя?
— Думаю.
— Дело ваше. Думайте, что хотите…
Мы пили чай и присматривались друг другу. Это было тяжело… ни один из нас не доверял другому ни на грамм. То, что произошло почти сто лет назад — незримо стояло между нами…
— Почему вы покинули Мексику?
Генерал презрительно сплюнул на пол.
— Мне нет дела до этих людей. Они не хотят жить.
— Не хотят жить, генерал?
— Вот именно…
Генерал щелкнул пальцами, приказывая принести еще чая. Чай здесь был отличным, крепчайшим.
— Когда нас… нас просто выбросили здесь, месье, мы выстояли по одной простой причине. Нам негде было жить. У нас не было страны. Мы никому не были нужны.
Я пожал плечами.
— Вас принимала Аргентина. Штаты. Даже мы.
— А… бросьте. Это предатели. Те, кто предал Францию и бросил ее на произвол судьбы Настоящие патриоты собрались здесь, выброшенные на африканский берег и решили: к черту весь мир, если у нас нет больше земли для Франции — значит, Франция будет здесь. А там — нет ни одного человека, который бы держался за свою землю. Любой думает, как разбогатеть и сбежать. Они не хотят жить.
— Ну, Альварадо же не сбежал…