Этажи закончились, и я очутился перед обитой железом дверью, на которой еще читалась облупившаяся надпись: «Чердак № 3». Дверь была прикрыта, но, как и следовало ожидать, замка не наблюдалось. «Сковырнули!» — мелькнуло у меня. И как бы в подтверждение догадки я увидел на полу ржавый мамок со сломанной дужкой.
Было важно, чтобы дверь открылась бесшумно. Я подумал, что, если открывать постепенно, эта сволочь обязательно заскрипит. Пришлось рискнуть — распахнуть ее коротким сильным рывком. Дверь отвратительно хрюкнула и отворилась. В нос шибанул запах мышиного помета и застарелой пыли.
Я прислушался. На чердаке было тихо. Оглянувшись зачем-то на лестничную площадку, я скользнул вовнутрь.
Здесь оказалось темно, как в гробу. Но чердаке некоторое время мои глаза стали различить крохотные лучики света, то тут, то там пробивающиеся из щелей прохудившейся кровли. В дальнем конце помещения света было побольше, и я понял, что там открыт замок, ведущий на крышу.
Постояв пару минут, я осторожно двинул в сторону люка. На полу валялись обрезки досок, битое стекло, пушистая от вековой пыли кровля. Нужно было следить, куда ставишь ноги.
Сделав в темноте несколько шагов, я было не въехал лбом в гигантскую балку, пересекавшую чердак. Переживая свою встречу с балкой, я приостановился.
Над головой раздался внятный хруст железной кровли. По крыше ходили. Я усмехнулся: дядя Миша делал свое черное дело, не подозревая, что час расплаты близок. И тут же уловил приглушенный смех, голоса. Алкаш был не один. Мне это не особенно понравилось. Но, поразмыслив, я пришел к выводу что слежку нужно продолжать.
Я решительно пошел к люку. Даже слишком решительно, потому что тут же наткнулся ногой на какой-то порожний бидончик для молока, и он, громыхая, покатился по полу.
Я замер.
Голоса и смех наверху оборвались. Преступники насторожились. По идее, теперь они должны были спуститься с крыши и заглянуть на чердак, чтобы узнать, в чем дело. Я дернул в самый темный угол и притаился за балкой.
Но время шло, а никто не появлялся. Больше того, разговоры на крыше возобновились. Пронесло, подумал я.
Я осторожно подобрался к люку. В четырехугольнике пронзительно голубого неба медленно плыли белые купеческие облака. В них весело кувыркалась стайка домашних голубей.
На крышу вела небольшая деревянная лесенка. Правда, лесенка не доставала до пола и, чтобы попасть на нее, нужно было встать на ужасно шаткий ящик из-под фруктов.
Когда я высунулся наружу, все во мне замерло от восторга.
Подсвеченные осенним солнцем крыши домов — красные, серые, зеленые, коричневые — нестройно, с перепадами, уходили вдаль. Кое-где сверкали золотые головки церквей. И на самом горизонте угадывалось и дымке плечистое здание сталинской высотки со шпилем. Внизу монотонно гудел город.