После ужина я разговаривала с Карлоттой и выяснила, что она не такая гадкая, какой кажется. Хочет сходить со мной к гинекологу, потому что беспокоится обо мне. Кроме того, мы битый час проболтали о сексе. Это было действительно интересно, потому что она не только выспрашивала меня, но и поделилась собственным опытом. О Симоне я ей ничего не сказала. Здесь я должна молчать, потому что боюсь, что Рафаэль или кто- то из воспитателей вмешается в наши отношения. Тому, кто не живет в таких условиях и не вынужден ежедневно выслушивать воспитательные бредни, понять меня трудно. Но эта трепотня обо всем и разбирательства со всеми и по всякому поводу могут убить всякие отношения. Можно же дообсуждаться до того, что уже и видеть человека не захочешь. Так что эту тему лучше оставим.
Вот почему я не хочу говорить о Симоне. Я точно знаю, что бы мне ответили.
Вторник, 23 марта 1999
До трех часов в понедельник я не знала, что рассказать Рафаэлю о своем отце. Говорила о том, как он меня мучил. Например, о мышке. Я гово-
рила и говорила, пока Рафаэль меня не перебил. Он решил, что отец надругался надо мной сексуально. Сначала я всё отрицала, но когда Рафаэль сказал, чтобы я не лгала, пришлось признаться. Вернее, я соврала и сделала вид что он прав. На самом деле отец ни разу мной не воспользовался и не надругался. По крайней мере, сексуально. Он никогда до меня не дотрагивался, если не считать того, что бил. Не знаю, что хуже — никогда не прикасаться или прикасаться слишком часто. Для меня гораздо хуже, что он вел себя так, как будто ORQ я существую только для битья.
Итак, я наврала Рафаэлю. И сразу же поняла, что таким образом могу освободиться от своего чувства вины. Сработало. «Надо же, и это называется отец! Это свинство, и ты ни в чем не виновата. Знаешь, София, откуда я узнал, что должно было иметь место нечто подобное? По твоему поведению с другими мальчиками. Ты все время подаешь себя исключительно со стороны своей женственности. Ты знаешь* что таким образом добьешься от мужчин того, чего другими способами тебе не получить. Я это наблюдал еще на празднике в Рождество!»
Рафаэль решил, что видит меня насквозь.
После терапии мне стало лучше. Мне показалось, что если я буду говорить с Рафаэлем о своем
отце, то смогу освободиться от ненависти и злости. И от страха, который так часто меня грызет. Страх, что отец не будет обращать на меня никакого внимания, что я ему безразлична. И не в последнюю очередь страх из-за ударов, которые в беседе с Рафаэлем я выдала за сексуальное надругательство.