Каким образом он оказался здесь? Ведь он должен быть где-то в Юго-Восточной Азии, совсем на другом континенте!
— Мартин, дорогой мой, ты здесь! — Дороти, вся в слезах, протянула ему навстречу полные руки и прижала к своей пышной груди. — Мы боялись, что ты не успеешь прилететь вовремя.
— Я едва не опоздал. — Мартин снизил голос, чтобы выразить свои соболезнования: — Тетя Дороти, я не знаю, что и сказать… Это такая потеря для тебя и для дяди Квентина… Я понимаю, как вам тяжело… Вы были с ним так близки!
И никакого упоминания обо мне, сердито подумала Синди. Такое впечатление, что он даже не заметил ее.
Или заметил?
По лицу Дороти пробежала тень.
— Не настолько близки, как нам казалось, — вырвалось у нее. — Тедди ничего не говорил о своих проблемах, но… — Она печально вздохнула. — В последнее время он очень изменился, Мартин, стал замкнутым и угрюмым. И вспыльчивым. Взрывался по мелочам. Это было так не похоже на него. Я ничего не понимаю… Проблем со здоровьем у него не было. Вскрытие подтвердило это, — с трудом выговорила Дороти. Немного помолчав, она продолжила: — Даже бедняжка Синди не могла понять, что с ним происходит, в чем причина его постоянно подавленного состояния. Я уверена, — ее голос дрогнул, — что он не оступился бы на этой железной лестнице на заводе, если бы его не отвлекали какие-то тяжелые мысли… — Она беспомощно опустила голову. — Я до сих пор не могу поверить в то, что его больше нет. Один неосторожный шаг!
— Я тоже, — мягко произнес Мартин. — Я так понимаю тебя, тетя Дороти!
Синди хотелось раствориться, исчезнуть, но она была не в силах сдвинуться с места. Ее темные глаза были прикованы к словно высеченному из камня профилю Мартина. Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы в ее душе пробудились болезненные воспоминания.
Мартин стоял, возвышаясь над Дороти. Он был красив трубой мужественной красотой, которую не портил даже слегка искривленный нос — результат опасного путешествия по джунглям Южной Америки. Сейчас он казался еще более статным, сильным и загорелым, чем раньше. Его темно-русые кудри были такими же густыми и непослушными, как и три года назад. Завитки волос небрежно спускались на воротник голубой рубашки и потрепанной серой куртки. Ни тебе строгого костюма, ни галстука… Мартин оставался самим собой даже на похоронах.
Сильный, мужественный, чуждый условностей — он был опасен. Опасен для чувств Синди, для ее душевного спокойствия. Для всего ее существа.
Она думала, что давно сумела преодолеть безумный порыв юности. Но сейчас, увидев его снова, когда Теодор уже не стоит между ними…