— Очень хочешь повидать родственников? Прости, брат, но сейчас я не могу тебя никуда отпустить. Я один пропаду.
— Я и не прошу. — Нурали помолчал и добавил: — Я бы с тобой вместе к ней сходил, но она точно почует неладное, если ты с телохранителем заявишься на женскую половину. А ты не тяни, сходи. Дело говорю.
— Нет. — Гамид виновато улыбнулся. — Сначала посплю и часиков в восемь схожу. Как раз она проснется. Заведи мне будильник на половину восьмого.
Он провалился в сон, стоило лишь коснуться подушки. Потом сразу же заверещал будильник. И тут же Нурали, толкая его в плечо, громко крикнул:
— Гамид! Десятый час! Министр внутренних дел давно в приемной! Забыл? Ему назначено на девять!
Гамид вскочил, оделся. Бриться было уже некогда.
— Успокойся, — сказал Нурали, — у тебя траур. Имеешь право забыть про бритву.
— Еще чего! Пришлешь парикмахера ко мне, пусть побреет в кабинете, — раздраженно бросил Гамид, и день понесся быстроногим верблюдом.
Из своего кабинета он не выходил: выслушивал бесконечные доклады, рапорты, проводил консультации, комиссии, заседания, принимал решения, отдавал распоряжения. От вереницы сменявшихся людей рябило в глазах, голоса раздражали, и он даже сам не осознавал, каким чудом умудрялся вникать во все проблемы. Наконец оставшись один и разбираясь с какими-то бумагами, он зажег настольную лампу и вдруг понял — уже вечер, а он до сих пор не ел и даже не побрился!
Он тут же вызвал Нурали.
— Кажется, я просил прислать парикмахера?
— С самого утра сидит в приемной, мой господин.
— Так давай его сюда! Я не намерен больше пугать людей своей щетиной!
— Подождите, мой господин. Есть одна проблема.
— Ну пусть он бреет, а ты излагай! У меня выкроилось окошко, а я не могу в таком виде навешать племянницу!
— Может, в таком виде как раз и лучше. Она все знает.
— Вот как?! — Гамид со сжатыми кулаками взвился с кресла. — Кто ей рассказал?! Как ты мог допустить, чтобы…
Нурали перехватил его руки и сильно сдавил запястья.
— Тихо, тихо. Ты же сам рассказывал, как она любит смотреть телевизор и включает сразу, как только встает.
— О-о-о… — простонал Гамид. — Чтобы увидеть своего отца…
— Можешь меня казнить, но я от твоего имени запретил всем каналам пускать в эфир кадры с головой Тамили…
Шахерезада перестала есть, спать и разговаривать. Медики уверяли, что со временем последствия шока должны пройти, а в таком юном возрасте — достаточно скоро. Но и через полтора года девочка молчала, а ела и все-таки засыпала, только если рядом с ней был Гамид. Но каким образом уложиться в двадцать четыре часа, если ты должен руководить страной и одновременно выхаживать ребенка? Как ему это удавалось, Гамид едва ли сумел бы ответить. Он мечтал лишь об одном — выкроить себе для сна не четыре часа, а хотя бы пять. Во всех телевизорах дворца он велел завести на кнопку французский канал «Культюр» — никаких кровавых новостных программ, никакой рекламы, и ничего страшного, что малышка пока не понимает языка. Скорее выучит в дальнейшем.