Его эмоциональные переживания, в случаях длительного существования подобной ситуации, становятся дезорганизованными, ментальные образования подавляются.
П. Фонаги [16] находит, что в случаях, когда родительская забота (в широком смысле) явно недостаточна, родители бесчувственны и недоступны, происходит образование «дефекта в конструкции психического „Я“». По выражению Д. Винникотта [58], младенец, неспособный найти себя в материнской психике, находит вместо этого мать в себе. Младенец вынужден интернализировать репрезентацию психического состояния матери как ядерную часть самого себя. В таком варианте интернализируемая другая остается чужой, не связанной с конституциональным «Я». Это «чужое „Я“» в периоде раннего развития экстернализируется. В дальнейшем по мере формирования ментализации чужое «Я» все более вовлекается в конституциональный «Я», создавая иллюзию их спаянности.
Ребенок в раннем возрасте может испытывать потребность переживать свое «Я» как спаянное, когерентное, а чужую часть «Я»-структуры — как находящуюся вне его психики, проецируя ее на другие «Я»-структуры, обычно родительские. Возникает интенсивная необходимость таких проективных идентификаций (интернализаций чужого «Я») в любых значимых отношениях.
Каждый человек в процессе своего уже наиболее раннего развития встречается с ситуациями, когда периодически его желания не удовлетворяются. Концепция М. Кляйн о формировании шизоидной и депрессивной позиции в младенческом возрасте рассматривает фактически начало появления чужого «Я». Преходящее отсутствие желаемой ребенком заботы всегда присутствует даже в благоприятных вариантах воспитания без серьезных травматизаций. Психика ребенка в таких случаях способна защитить себя от временно отсутствующей родительской заботы (парентинга) создаваемыми «Я» психологическими защитами. При наличии серьезной психической травмы у ребенка появляется необходимость диссоциировать себя от непереносимой боли, используя чужое «Я» для идентификации с агрессором. «Пустоты» в психическом содержании закаляются имиджем агрессора, и ребенок воспринимает себя как агрессора. Подобный механизм, несмотря на свой первоначально защитный характер, несет в себе деструкцию, нарушает ментализацию и задерживает развитие идентичности.
П. Фонаги [14] считает, что развитие ребенка будет более благоприятным, если у него в связи с улучшением средовой ситуации, возникает возможность свободно интерпретировать поведение агрессора. В то же время, при наличии пренебрежения ребенком, в результате слабости ментализации, угроза насилия против себя и других увеличивается. Слабая ментализация не дает возможности создать необходимую дистанцию между негативными чувствами (унижение, стыд) и объективными реальностями. «Нементализованные» отрицательные чувства переживаются как деструкция «Я». П. Фонаги и соавт. [16] называют это «ego-деструктивным стыдом». Авторы подчеркивают, что защитное использование чужой части «Я» в значительной мере патогенно, оно закладывает начало развития серьезных личностных проблем. Среди последних выделяются три особенно важных изменения: