Когда он приблизился к карете, она блестела влажной чистотой, а толстозадый кучер в самом отвратительном расположении духа домывал мокрой шваброй грязный задник. Отложив швабру, кучер зашёл по колена в реку, зачерпнул деревянным ведром чистой воды и, вернувшись, с размаха выплеснул её на карету.
При следующем возвращении с наполненным ведром кучеру пришлось обойти Удачу, который сразу же вызвал у него нескрываемое раздражение возможностью так вот слоняться и бездельничать.
– У меня к твоей госпоже срочное дело, – заявил предмет его раздражения, пройдя следом за ним к лошадям, разглядывая, как он принялся обмывать ближней к реке живот и ноги. – Кто бы мне помог с ней встретиться?
Кучер не отвечал. Закончив возиться с одним животным, вновь обошёл бездельника, поставил ведро рядом со второй лошадью и погладил ей спину и ляжку.
– Ясно, – произнёс Удача, одобрительно качнув головой. – Глухонемой. У меня с собой прекрасное лекарство от этой болезни.
Вынув из кармана серебряный талер, он потёр его о штанину, поймал солнце и отразил лучи пятном зайчика на круп против хмурого взора кучера. Толстозадый кучер замер, лицо его постепенно светлело. Потом он осмотрелся, убедился, что никто за ними не наблюдает, и пальцем поманил шагнуть ближе, явно желая доказать, что хочет излечиться с помощью такого волшебного средства. Однако Удача уже потерял к нему интерес, смотрел за рукав реки в сторону крепости. Там, из приоткрытых ворот вышла сама графиня и спустилась к плоскодонке речного перевозчика, которая сразу же отчалила. Талер возвратился в карман, из которого был вынут.
– Боюсь, твой случай неизлечим, – объяснил Удача разочарованному кучеру, направляясь к предположительному месту прибытия скользящей по глади лодки.
Кучер плюнул ему вслед, как будто он был дьявол искуситель, и что-то заворчал лошади, принявшись обмывать ей сильные ноги. Нос лодки с шуршанием уткнулся в берег, встряхнул перевозчика и сидящую на задней лавке графиню. Она не подала виду, что удивлена новой встрече с Удачей и тому, что он её поджидал. Накинув на голову капюшон плаща, поднялась и восприняла, как должное, намерение молодого мужчины помочь ей переступить на сушу.
– Я обдумал ваше предложение, – сказал он с полным доверием, сопровождая её к тихой улочке. – Ради службы вам я мог бы рискнуть своей свободой.
Она выслушала его предложение спокойно.
– Вот как? – сказала она, словно у неё появились более важные заботы.
Они молча вышли к небольшому костёлу, и полька остановилась.
– Ваш первый поступок на моей службе, ждать меня здесь, – распорядилась женщина голосом, который ясно давал понять, что возражать ей было равносильно немедленному разрыву всяких отношений.