Удача очнулся, вяло приподнял с груди голову, приоткрыл свинцово-тяжёлые веки. Увиденное не потревожило и не удивило его, оно было похожим на бред воспалённого жаждой и пеклом разума. Он затянутым мглой взором уставился в троих всадников, которые легко и плавно выехали к нему из-за валуна. Главным был оскалившийся Джуча, а по бокам, отставая от него, шакалами подбирались ойраты с арканами в руках, в них он равнодушно признал обоих его сообщников. Удача безропотно отдался этому бреду, в котором ойраты убрали арканы, грубо вывернули ему руки за спину, принялись накрепко, кожаным ремнём вязать в запястьях. Он смотрел только на Джучу и не делал попыток сопротивляться.
– Дэви, – растрескавшимися губами пробормотал он наконец. – Она не любит меня.
Джуча и его подельщики развеселились. Хоть и было это в бреду, но он не желал видеть их насмешливые кривляния. А потому позволил тяжёлым векам опять навалиться на глаза, а голове безвольно обвиснуть к груди. Демоны Смерти вновь набросились на него, пытаясь вырвать Душу и Сердце. Он отступал и отступал от них, потому что Дэви выхватила из его руки сияющий священным огнём меч Жизни.
В следующий раз он пришёл в себя под пещерным сводом. Несколько свечей боролись с тьмой и играли неверными переливами жёлтого света на очертаниях каменного Будды, в подоле которого были рассыпаны цветы и лепестки цветов, а рядом курились благовония, дурманящие разум и чувства. Правая ладонь Будды была приподнята и обращена к нему, будто знаком увещевая, что ему нечего бояться.
Он сидел в десяти шагах от него, по-восточному поджав босые ступни ног, ладонями расслабленных опием рук упирался в колени. Не мигая, сквозь мглу в глазах смотрел на сверкающий золотой шарик, который как будто висел в воздухе справа от Будды, сиял отсветами невидимого светильника. Лысая голова закутанного в чёрное одеяние ламы тоже словно зависла над землёй в нише стены за шариком. Мерцающими чёрными глазами она, как притаившийся демон, пронзительно сверлила оттуда взглядом, проникала в его зрачки, будто капалась в его сознании, и при этом вкрадчивым голосом внушала раздельно и размеренно:
– Своей верностью и воинскими доблестями ты должен постоянно напоминать другим Правителям о силе и величии Далай-ламы.
Голова ламы примолкла, взор её выискивал в нём независимую волю. Затем она продолжила допрос:
– Есть ли привязанности, какие мешают тебе выполнить Волю нашего Правителя?
Ему хотелось, чтобы его оставили в покое. И он ответил, не сразу, и не узнал собственного голоса, слабого и неуверенного: