У контрабандистов возникала дополнительная трудность: чем больше команда, тем меньше достанется каждому и тем вероятнее утечка информации. Они ограничились предельным минимумом. С меньшим экипажем просто невозможно было уйти в долгий полет. Два пилота, штурман и техник.
Техника звали Гуго Люнеманн.
Вероятная утечка информации все же произошла.
Хуже того: обманувшись безобидной, где-то даже туповатой внешностью Гуго, эти ребята взяли на борт самого отъявленного пирата, которого только видала Галактика.
Одноглазый Гу сидел в капитанском кресле, поигрывая револьвером.
— Привет, парни! — сказал он. — А где братушка мой? Братушку видеть хочу! Соскучился! Вон, даже команду пристрелил со скуки…
Три трупа, распластавшиеся на полу, наглядно подтверждали его слова.
— Рих! — позвал крепкий на нерв Ирвин. — Тут тебя родственник дожидается.
— Рихард! — заорал Гуго, вскочив. — Вот ты где! Вот и свиделись! Ах ты старый пидарас!
Искусственный глаз отсвечивал.
— Guten morgen, — мрачно сказал Рихард. — Что ж ты, сука, не сказал мне, что вас четверо? Я убойную команду нанимал. Теперь им ни за что отстегивать придется?
— Давай я их тоже того? — бодро предложил Гуго.
— Урод! — сказал любящий брат.
— Сам урод. Эти вот, между прочим, ломанулись биопластиковые костюмы надевать. Никакая команда тебя бы не спасла.
— Ты почему не сказал, паскуда? — хмуро повторил Рихард, подходя.
— Я сам не знал! — Гуго поднял руки, не выпуская при этом револьвер. — Вот глазом клянусь! Я же не мог тебе с борта инфу отправить!
— Я же им обещал по обычной схеме добычу делить, — страшным шепотом продолжал Ариец. — Пять долей!
— Рих! Ну там же все равно бабла до хренова хренища! Мало тебе, что ли?
И тогда Л’тхарна, замерший у стены, впервые услышал, как х’манки рычат. А они это делают. Совсем как люди.
Если их очень сильно разозлить.
Ванны с белесой массой выглядели гнусно. Черт-те на что был похож деактивированный биопластик, невинно спавший в теплых резервуарах.
Его было много. По-настоящему много. Так много, что хотелось издать какой-нибудь нечленораздельный звук вроде “ы-ы!”, ибо никаким другим образом не получалось выразить всю гамму чувств, возникающую при виде более чем десятка полных костюмов. Не каждый миллионер может позволить себе иметь хотя бы один. Хорошо, что кроме капитана никто не умеет обращаться с биопластиком: когда-то у Люнеманна была лента, ее пришлось продать после нескольких дохлых рейсов. Ведь нацепили бы костюмы, как пить дать. И началось бы такое, что лучше не надо.
Рихард считал. В уме. Это занятие при данных условиях приводило его в экстаз.