С тех пор прошло почти десять лет. Оливия и Эндрю успели не только пережить бурный роман и пожениться, но и пройти через его многочисленные измены, два ее выкидыша и, наконец, скандальный развод.
Подавленная, почти сокрушенная связью мужа с ее собственным агентом, Оливия оформила положенные документы и покинула когда-то любимый, но ставший теперь ненавистным город. Удалившись больше, чем на две тысячи миль от Нью-Йорка, в большом и гостеприимном доме Бекки Майлз, вышедшей замуж за монтанского скотовода, она сумела-таки обрести утраченный душевный покой.
Молодая женщина вдохнула полной грудью чистейший воздух, распрямилась, стряхнув с хрупких плеч груз пережитых унижений, и гордо подняла голову. Потому что тут же поняла: она может и, главное, хочет продолжать жить. Жить здесь, вдали от каменного человеческого муравейника… И не только жить, но и процветать. Ибо эти потрясающие места не меньше, чем Нью-Йорк, а намного больше заслуживают своего собственного певца.
Едва распаковав чемоданы и даже не успев, как следует поговорить с Бекки, Оливия достала краски и этюдник, натянула холст на подрамник, и отправилась вниз, в долину, запечатлеть закат. Вернулась она, полная неповторимых впечатлений, сияющая и совершенно непохожая на ту бледную и унылую тень, которую всего двенадцать часов назад Бекки встретила в аэропорту Миссулы. Щеки ее порозовели, глаза засверкали. Оливия, взахлеб говорила о потрясающих красках, об обалденной игре света и тени, о том, что на горах еще видны снежные шапки, и это невзирая на июнь месяц.
— Бекки, ты счастливица! — воскликнула она, усаживаясь за стол и придвигая к себе тарелку. — Ты сделала самый удачный выбор из нас всех!
— А я в этом и не сомневалась, — со спокойным удовлетворением ответила та. — Ни одной минуты. Билл — превосходный муж, отличный отец, а это ранчо… Теперь ты сама можешь сравнить его и мою старую квартиру.
— О… — восхищенно и даже немного с завистью протянула Оливия. — Ты молодец, Бекки, поняла, что главное в жизни.
— А тебе кто мешает? — спросила подруга, внимательно глядя ей в лицо. Она решилась немедленно вскрыть нарыв и начать неизбежный разговор. — Ты теперь, благодарение Господу, одна.
— Почему «благодарение»? — удивленно спросила Оливия.
— О, моя дорогая, не хочу причинять тебе лишней боли, но дело в том, что ты последней узнала, что за человек твой драгоценный супруг. Все остальные поняли это давным-давно.
— Бек, правда? — В голосе подруги было столько муки, что Бекки чуть было не пожалела о своем поступке. Но нет, лекарство часто обязано быть горьким.