Записки эти о ГУЛАГе Фантомас показывал нескольким приближенным выпускникам, но после появления «Архипелага» свои мемуары он сжег (говорят, один экземпляр остался).
Что происходило с Филиппычем тогда в Кенгире? Что это было? Трусость? Предательство? Попытка спасти людей в абсолютно безнадежной ситуации? Все одновременно? Сегодня есть немало исследований, посвященных героической и трагической истории Кенгирского восстания, нет только ясности. И едва ли она возможна.
В нынешней Википедии обо всем этом сказано коротко, сухо, без оценок и затей:
3 июня 1954 года А. Ф. Макеев покинул восставший лагерь и перешел на сторону администрации, состоялись довыборы руководства восстанием, на место Макеева был избран Семкин.
Когда я слушал, а потом читал «Архипелаг», это казалось делами далеких страшных лет. Но Кенгирское восстание бушевало в год и даже в день моего рождения, а когда Фантомас учил нас географии, мне было всего-то пятнадцать лет. Это была не история, это было только что, вчера.
В начале войны линейный трибунал осудил гр. Макеева А. Ф. на полную катушку за то, что, возвращаясь из-под Ельни, он в поезде сказал случайному попутчику, что «дела идут неважно, мы отступаем». Солженицын в «Архипелаге» вынес Макееву свой не менее линейный и однозначный приговор, вынес — на весь мир. Для одного человека, одной судьбы более чем достаточно. Пожалуй, перебор.
В год нашего выпуска Фантомас поставил свою подпись под доносом на Вторую школу — рядом с подписью Бегемота.
Вскоре после разгрома школы и выхода на Западе «Архипелага» Алексей Филиппович Макеев покончил с собой. Бог ему судья.
Биологию у нас вела Ирина Абрамовна Чебоксарова. Неуклюжая, незлобивая, не от мира сего, она походила на пожилую профессорскую жену из кинокомедии. Каковой, собственно, и была.
Своего ученого супруга она умудрялась приплести к любой учебной теме. «Мой муж, замечательный профессор Чебоксаров… — без этого запева не обходился ни один наш урок биологии. Потом она держала мечтательную мхатовскую паузу и с отрешенной значительностью уточняла: — Николай Николаевич…»
Изредка она вспоминала, что кроме рассказа учитель должен вести опрос. Что именно с нас можно спросить, баба Ира (как ее называли) не представляла, ее вопросы заставали врасплох как содержанием, так и формой.
— Лишние хромосомы — это вам не что? — с таким вопросом однажды на уроке она обратилась ко мне.
Я не слышал, что она говорила до того, но едва ли это помогло бы. Несмотря на большой школьный опыт ответов на любые вопросы, я решительно не знал, что ответить на вопрос «Это вам не что?».