— А что это за такой «ианалог»? — спросил я.
— Не знаю, — сказал он. — Наверное, какой-нибудь там особый сорт мяса, ну, как, например, бифштекс по-флотски или там конина. В общем, это самое мясо «кладёте в какое-нибудь подходящее место. Берёте Пороха на поводок и приводите в ту комнату, где вы положили лакомый кусок. Здесь вы несколько раз повторяете ему „не трогать!“ (лакомство, разумеется, должно лежать так близко, чтоб он мог его достать), а если вы по морде щенка видите, что он всё же собирается схватить кусок, вы строго говорите ему „фу!“ и один раз легонько ударяете его плёткой. После чего отводите щенка на его обычное место, а сами занимаетесь чем-нибудь другим… Порох чуть ли не сразу делает попытку завладеть лакомым куском. Вы хватаете его за ошейник, отнимаете у него лакомство, несколько раз строго говорите ему „фу!“ и одновременно наносите ему уже более чувствительные удары плёткой, после чего снова отводите на место. Здесь опять строго повторяете ему „фу!“ и дёргаете раза два за поводок, так что Порох от страха поджимает хвост и весь съёживается».
На этом месте Стаффан кончил читать.
— Ничего себе методы, а? — сказал он. — Суньте ему, говорит, сначала под нос какую-нибудь вкуснятину, а когда он захочет съесть — лупите его плёткой и орите на него.
— Неужели так прямо и написано? — удивился я.
Мне прямо не верилось, что можно так обращаться с бедным псом. Посадить бы этого майора самого за стол; поставить перед ним вкуснющее жаркое со спагетти, а только он всунет нос в тарелку — крикнуть ему «фу!» и ущипнуть за жирный зад. Тогда бы он, может, чему и научился!
— Честно! — сказал Стаффан. — В точности так и написано. Тут такое вообще понаписано! Как, например, держать собаку на особом ошейнике, если она не слушается — называется «строгий ошейник», в нём, наверное, задохнуться можно. Масса всяких там наказаний, только бы сделать из собаки послушного раба. А если собака была послушной, можно сунуть ей кусочек сахару и милостиво потрепать по загривку.
Я подумал про Оскара, про рабочих на фабрике, про Голубого, про взрослых и детей. Мысли так и завертелись у меня в голове. Я будто всё сразу вдруг понял, и в то же время всё у меня перепуталось. Это были даже не мысли, а скорее клубок каких-то чувств.
То, что прочитал Стаффан — так же ведь было и у Оскара на фабрике. Если человек не делал, как ему велели, ему кричали «фу!» и дёргали за поводок: переводили на другое место или вообще выгоняли. А если ты был послушный, был «паинька», совали тебе кусочек сладкого и гладили по головке: предлагали местечко повыше. И со многими родителями та же история. Если их не послушаться — будешь наказан. Только если сделаешь по-ихнему — только тогда тебя похвалят. И всякий кроха уже знает, чего нельзя делать, а то не получишь в субботу никакого сладкого, или тебя будут ругать, или отошлют в постель.