Одна системка! И все эти «фу!» так и застревают в человеке на всю жизнь. Люди потом всю жизнь как бы таскают в себе маленького ребёнка, который вечно боится, что его отругают или отшлёпают. Чуть не с пелёнок человек учится поступать так, чтобы его погладили по головке и сказали, какой он хороший, какой «паинька». А что значит «паинька»? Кто это решает? Как бы научиться поступать самостоятельно — как ты сам считаешь правильным? Делать всё не ради того, чтоб быть «паинькой», а ради самого поступка?
Стаффан опять уткнулся в свои книжки. «Ой, мамочки! Ой, не могу!» — стонал он, когда натыкался на что-нибудь, по его мнению, совсем уж идиотское.
А я сидел и рассматривал на плакате перелётных птиц Швеции. В свете карманного фонарика казалось, что вся эта разноцветная стайка коноплянок, зябликов, горихвосток и малиново вот-вот вспорхнёт и улетит в свои тёплые страны.
Лиза-Эскимоска из чёрного граммофона в углу так завывала что вся наша шаткая хибара тряслась. Пластинка опять застряла на своём обычном месте. Опять эта чёртова пружина ослабла. Но мне лень было встать и подкрутить ручку. Лиза пела всё медленнее и всё более низким голосом.
«Надейся на бога, — повторял граммофонный голос совсем уж каким-то басом. — Надейсянабога. Н-а-д-е-й-с-я-н-а-б-о-г-а!»
— Да-да! — послышался чей-то голос сверху. — Слышу! «Надейсянабога», — твердила своё Лиза совсем уж неузнаваемым голосом.
— Да-да! — откликнулся опять сверху чей-то дрожащий голос.
Наверное, кто-то шёл по мосту в этот поздний час, и его настиг здесь этот «глас божий».
Когда мы выглянули наружу, мы увидели в свете луны маленькую фигурку Хедвиг. Она шла к своему дому, молитвенно воздев руки к тёмному ночному небу. Она шла прямо через заросли крапивы. Что ей теперь всякие там земные колючки. Ей дано было услышать «глас божий». Громкий голос сказал ей своё слово, ей, жалкой старухе из Дальбу. А она-то ещё думала, что не смеет утруждать господа своими старушечьими жалобами. Теперь ей подана весть. Теперь она знает, что ей делать. Придёт сейчас домой, распакует все свои картонки и снова расставит всё по местам.
Ноги жгло от крапивы. Лучше, пожалуй, всё же смазать их маргарином. Не может же господь бог предусмотреть все мелочи.
«Глас божий» оказался хорошим лекарством для Хедвиг! Нам про всё рассказала Лотта. Она на следующий же день побежала к Хедвиг в её лавочку. Дома Лотта устроила нам целое представление. Она изображала по очереди то саму Хедвиг, то обалдевших от удивления покупателей. Она так здорово всё изображала, что мы будто сами побывали в лавочке у Хедвиг. Хедвиг была твёрдо уверена, что сам господь бог обратился к ней. А слова «надейся на бога» надо было, конечно, понимать так, что бог встал на её защиту и хотел, чтобы она осталась жить там, где жила. И наверное, он, в неизречённой своей милости, поможет ей немножко и в торговле, чтоб быстрее распродавались в её лавочке резиновые сапоги, сушилки для волос, табак, ручные часы, молоко и копчёная колбаса.