Нет, слишком рано празднует Гена победу!
— Ошибаешься, Фелистеев, у меня тоже нет хрустального яблока, — сказал Паня тихо. — Не было и нет.
— Не ври людям в глаза, Пестов, не крутись! — быстро ответил Гена.
— Не имею привычки врать! — Паня повернулся к Феде. — Я же тебе передал через Егоршу, что мне твоего подарка не нужно. Ты не пришел выбрать из моей коллекции три любых камня за яблоко — значит, все дело врозь. Так или не так? Признайся, если ты честный.
Расстроенный этой историей. Федя ступил шаг вперед.
— Ты правду говоришь, — признал он.
— Слышали? — спросил Паня у ребят. — Ну и ладно!
Из нижнего ящика шкафа он достал хрустальный шар и протянул его Феде:
— Получай… И зря вы с Фелистеевым такое затеяли. Не вышло у вас, не сварилось.
Это обвинение поразило Федю.
— Ты думаешь… ты думаешь, что мы с Геной… — начал он, отводя Панину руку.
— Конечно, сговорились! Сговорились Паньку-самозванца перед всей школой осрамить.
— Плохо ты обо мне думаешь, Пестов! — воскликнул обиженный Федя. — Не хотел я ничего плохого для тебя… Яблоко я не возьму… Пойдем, Женя! — И, уводя сестру, он пошел к двери.
Паня достал пузырек с тушью и, приказывая своей руке не дрожать, вывел на квадратном кусочке картона:
«Дар Феди Полукрюкова».
— Что, взял, Гена? — спросил кто-то.
— А я ничего не хотел взять, — заносчиво ответил Гена. — Я дал кабинету железные кошельки и… хрустальное яблоко. Сам не жадюга и не люблю жадюг.
Трудно было Пане после этой истории вернуться к обязанностям экскурсовода. Не клеилась речь. Ему казалось, что слушатели думают: «А все-таки он действительно жадюга. Генка вон с какой редкостью расстался, а где пестовские дары? Одним хрусталиком-волосатиком отделался».
К счастью, кабинет вскоре опустел.
— Что ты пишешь? — спросил Николай Павлович, увидев, что Паня заполняет этикетку. — Фелистеев подарил железные кошельки? Ценный дар!.. Посмотрите, Роман Иванович.
Роман, один из ответственных распорядителей карнавала, сел отдохнуть и прокатил по столу хрустальное яблоко.
— Молодцы Полукрюков и Фелистеев! — порадовался он.
— Впрочем, другие экспонаты-подарки так же дороги, — сказал Николай Павлович. — Всё это трофеи в борьбе детской души с тщеславием, а то и просто с жадностью.
Как остро задели эти слова Паню!
Он украдкой бросил взгляд на шкаф самоцветов, еще ниже склонился над столом, еще тщательнее стал выводить буквы и все же мысленно продолжал перебирать школьную коллекцию камень за камнем. Просто совестно смотреть на одинокий маленький и трещиноватый шерл. Бесконечно далеко ему до шерла-великана, занимающего одну из центральных ячеек ящика номер три в коллекции Пестова — Колмогорова. И при мысли об этой редкости Паня вместо обычной гордости почувствовал стыд, неловкость: разве он не «зажал» много отличных камней, разве не по его вине шкаф самоцветов теперь кажется бедным, бесцветным?.. Позвольте, ведь Пестов отдал кабинету столько трудов, столько времени, почему же он казнит себя? Не потому ли, что общему делу он мог дать еще больше и не дал?