— Рэморни тебе этим угрожал? — спросил принц.
— Угрожал, господин мой, и он не посмеет это отрицать.
— Это мы ему припомним, — сказал герцог Ротсей. — Я его разлюбил, но он тяжело пострадал из-за меня, и я должен честно оплатить его услуги.
— Его услуги? Ах, милорд, если правду рассказывают летописи, такие услуги привели Трою к гибели и отдали Испанию во власть неверных!
— Тише, девочка! Прошу, не забывайся, — сказал принц, вставая. — На этом наша беседа кончена.
— Одно только слово, мой государь, герцог Ротсей! — сказала Кэтрин с воодушевлением, и ее красивое лицо загорелось, как лик ангела — провозвестника бедствий. — Не знаю, что побуждает меня говорить так смело, но горит во мне огонь и рвется наружу. Оставьте этот замок, не медля ни часа! Здешний воздух вреден для вас. Прежде чем день состарится на десять минут, отпустите Рэморни! Его близость опасна.
— Какие у тебя основания так говорить?
— Никаких особенных, — ответила Кэтрин, устыдившись горячности своего порыва, — никаких как будто, кроме страха за вашу жизнь.
— Пустому страху потомок Брюса не может придавать значения… Эй, что такое? Кто там?
Рэморни вошел и низко поклонился сперва герцогу, потом девушке, в которой он, может быть, уже видел возможную фаворитку наследника, а потому счел уместным отдать ей учтивейший поклон.
— Рэморни, — сказал принц, — есть в доме хоть одна порядочная женщина, которая могла бы прислуживать юной даме, пока мы получим возможность отправить ее, куда она пожелает?
— Если вашему высочеству угодно услышать правду, — ответил Рэморни, — ваш двор, боюсь я, в этом отношении небогат, откровенно говоря, приличней бродячей певицы тут у нас никого не найдется.
— Так пусть она и прислуживает этой молодой особе, раз нет камеристки получше. А тебе, милая девушка, придется набраться терпения на несколько часов.
Кэтрин удалилась.
— Как, милорд, вы так быстро расстаетесь с пертской красавицей? Вот уж действительно — прихоть победителя!
— В этом случае не было ни победителя, ни побежденной, — ответил резко принц. — Девушке я не люб, а сам я не настолько люблю ее, чтобы терзаться из-за ее щепетильности.
— Целомудренный Малькольм Дева, оживший в одном из своих потомков! — сказал Рэморни.
— Сделайте милость, сэр, дайте передохнуть вашему острословию или же изберите для него другой предмет. Я думаю, уже полдень, и вы меня очень обяжете, если распорядитесь подать обед.
Рэморни вышел из комнаты, но Ротсей приметил на его лице улыбку, а стать для этого человека предметом насмешки — такая мысль была для него пыткой. Все же он пригласил рыцаря к столу и даже удостоил той же чести Двайнинга. Пошла беседа, живая и несколько фривольная, — принц нарочно держался легкого тона, словно стремясь вознаградить себя за давешнее свое благонравие, которое Рэморни, начитанный в старинных хрониках, имел наглость сравнить с воздержанностью Сципиона.