Всех помню… (Федотов, Семенихин) - страница 3

В «России» Прямков пробыл часа полтора и оттуда по телефону разыскал Анастасию Ивановну, договорился тотчас приехать к ней в музей. Но по дороге возле завода то и дело ему встречались знакомые, останавливали, интересовались, совсем ли он прибыл или в отпуске, делились заводскими новостями.

Музей помещался в старом, дореволюционной постройки зданьице, видавшем на своем веку и первый завком девятьсот семнадцатого, и столовку тридцатых годов, и поликлинику предвоенных лет… И это соответствовало теперешнему его назначению.

Прямков вошел и в полусумраке от приспущенных штор увидел стенды с документами, брошюрами, плакатами, листовками, протоколами заседаний, пожелтевшими от времени фотоснимками и какими-то бумагами, приметными резолюциями наискосок. Вдоль стены лежали черпак сталевара, лом, совковая лопата, клещи прокатчика, а над ними висели прожженная брезентовая роба и синие защитные очки. Рядом стояли коричневого тона скульптуры из гипса. Сталевара художник изобразил в момент, когда, должно быть, из пробитой летки брызжет расплавленная сталь, и наметанным взглядом мастер определяет степень ее готовности, но сталь слепит, жжет лицо, и он глядит на нее из-под рукавицы. Это было так знакомо, так близко Прямкову. Со стен на него смотрели портреты рабочих нескольких поколений, в картузах и с усами — люди времен революции; в кепках с большими козырьками — металлурги первых пятилеток; в касках — это наше время.

Прямков остановился возле берданки с пресненских баррикад девятьсот пятого года и вгляделся в фотографию ее хозяина — усача в картузе. Задержался у красного полотнища с призывом «Вся власть Советам!», наклонился над ржавым наганом с рассыпанными вокруг него позеленевшими патронами и прочел мандат бойца чоновского отряда. Потом двинулся дальше, к разделу «Великая Отечественная война», к лежащей там под витринным стеклом пилотке, чьим-то письмам с фронта и чьим-то — с завода на фронт, внимательно рассмотрел снимок ремонта в цехе танка, и вдруг его взгляд упал на офицерскую фуражку, совсем новенькую, современную, неожиданную здесь, среди экспонатов и реликвий.

«Откуда бы ей взяться?!» — удивился он и подержал фуражку в руках. Она пахла одеколоном.

Пора было дать о себе знать.

— Анастасия Ивановна, где вы? Здравствуйте! — крикнул Прямков и вынул из своего чемоданчика бутылку с ягодами.

— Я тут. Тут я, — откликнулся голос, и Анастасия Ивановна вышла из боковой комнаты с бутылкой таких же ягод. — Саня! Здравствуй, золотко! — бросилась она навстречу, обняла, сухонькая и, как воробушек, легкая. — А ведь не ты один приехал. Лешенька, — позвала она кого-то.