— Вот там его жилье… — и показал на узкую замызганную дверь.
Я поблагодарил за любезность и постучал. Провожатый мой постоял немного и неторопливо удалился.
На стук вышел рыжий, нескладный парень с лицом, усыпанным веснушками. Одет в легкомысленно короткие брюки с гармошкой у колен и несолидно сшитый куцый пиджак.
— Полосухин? — осведомился я.
— Точно. А что?
— А ничего. Вот вам повесточка. Распишитесь… Сегодня в девять вечера… Адрес указан…
Нет, это не Глухаревский! Руки у Полосухина задрожали. Поставив свою фамилию, он недоуменно повертел повестку, словно не ведая, куда ее сунуть, и вопросительно взглянул на меня.
— Пропуск будет выписан, — объяснил я и предупредил: — Без опозданий.
У ворот я обернулся: Полосухин глядел мне вслед с открытым ртом…
Вечером, точно в срок, Полосухин постучал в дверь приемной Кочергина. Проинструктированный капитаном, я принял его, усадил на стул возле окошка, а сам расположился за столом секретаря и стал писать справку, не имеющую отношения к делу.
Сейчас Полосухин был уже не тот, что днем. От растерянности не осталось и следа. Наоборот, на лице его была написана решительная готовность ко всему, что его ожидает…
Он сидел, ждал. Так прошли пять, десять минут, полчаса. Полосухин кашлянул, поерзал на месте. Я не обратил внимания. На сороковой минуте он попросил разрешения закурить. Я разрешил. Спичек у Полосухина не было, и я дал ему прикурить от своей папиросы.
В этот момент, как заключил я, мысли Полосухина отражались на его лице, как в зеркале. К нему вновь вернулась растерянность.
Он вошел сюда, обдумав все. Он подготовился к обороне, к отражению атак, но его никто не атаковал. И в глазах появился недоуменный вопрос: "В чем дело? Почему вы не спрашиваете меня?"
Вопросов ему я не задавал. Когда стенные часы мерно отбили одиннадцать ударов, я взял пропуск, отметил время, поставил печать и сказал:
— Можете идти… Вы больше не нужны…
Растерянность, охватившая Полосухина, была так велика, что он даже не спросил, зачем его вызывали, надел поспешно кепку и ушел.
Через минуту я стоял перед Кочергиным.
— Ну как? — поинтересовался он.
Я передал ему свои впечатления.
— Что и требовалось доказать. Он пока "вещь в себе", надо добиться, чтобы он стал "вещью для нас". Заготовьте новую повестку. Вызовите его на завтра, в двенадцать часов. Глухаревский, оказывается, перехватил Полосухина, когда он шел к нам, и ожидал его в двух кварталах от управления. Возле краеведческого музея. Сейчас они идут вместе… Теперь вам ясно, что я решил проделать?
Я ответил утвердительно. Теперь мне было все ясно.