– Входи, Гвин, она наверху, – усмехнулся де Вулф, догадываясь о причине нерешительности своего оруженосца. Сказано это было тихо, так как под потолком зала была узкая щель, сообщавшаяся с антресолью.
Корнуоллец глухо протопал от двери и встал у кресла коронера. Де Вулф был выше среднего роста, но Гвин не уступал емy и обладал крупным телосложением, отчего по сравнению с ним коронер выглядел просто худышкой. Еще у него была непослушная копна жестких волос и густые усищи, свисавшие по обе стороны рта почти до груди, а ярко-голубые глаза сияли над внушительным носом.
– Я перенес наши вещи вниз в эту гнилую нору, которую шериф так великодушно, нам предоставил, – прогремел Гвин. – Уповаю на Бога, чтобы ваша нога заживала еще быстрее, и мы смогли бы вернуться в нашу прежнюю комнату.
– Что нового сегодня? – поинтересовался Джон. – Кто-нибудь умер или был ранен?
Гвин покачал лохматой головой.
– Сегодня ничего. Будет два повешения на улице Магдалины, на которых следовало бы присутствовать.
Одной из обязанностей коронера была конфискация имущества осужденных преступников в казну и запись факта казни и дохода – если таковой имелся – в свой архив. Его вместе с записями всех прочих правовых аспектов жизни в Девоншире нужно было предъявлять королевским судьям, когда те в конце концов добирались до графства на Общую выездную сессию. Королевские судьи должны были приезжать каждый квартал для слушания серьезных дел, но часто сессия запаздывала на целый год.
– Снова видел того парня сегодня – даже дважды, – заметил де Вулф. – Уверен, что он меня преследует, но с этой ногой у меня нет никаких шансов поймать его.
Гвин насупился. Все, что угрожало его хозяину, даже отдаленно, воспринималось им серьезно. Хотя город, благодаря своим прочным стенам и замыкавшимся после сумерек до рассвета воротам, был довольно безопасным местом, Гвин знал, что у сэра Джона де Вулфа было немало врагов, злые намерения большинства из которых были вызваны пылкой лояльностью коронера по отношению к королю.
– Я должен зорче высматривать его, – прогремел Гвин. – Буду ходить за тобой, конным или пешим, по улицам. Если увижу кого, или ты мне дашь знак, что это он, я его сцапаю, будь уверен!
С этим мрачным обещанием он тяжелой поступью удалился. Однако де Вулфу не удалось вновь погрузиться в дрему, так как почти сразу же за оруженосцем дверь вновь отворилась. Томас де Пейн протиснулся бочком между деревянными ширмами, установленными для защиты от сквозняков.
Писарь был жалким представителем рода человеческого: костлявый коротышка с небольшим горбом на спине, прихрамывавший на левую ногу – последствия перенесенной в детстве чахотки, унесшей его мать. Редкие, прямые каштановые волосы, слегка косившие глазенки, длинный вострый нос и безвольный подбородок– все это вместе взятое делало его самым непривлекательным из мужчин, что еще больше подчеркивала поношенная одежда – серая туника под тонким черным плащом. Хотя и изгнанный почти два года назад из духовенства, он все еще сильно тосковал о прежнем роде занятий, и люди, не знавшие его истории, по-прежнему считали Томаса священником. Проживая в жилье для прислуги в доме каноника и ежедневно общаясь с духовной братией, он был в курсе всех церковных сплетен, что бывало часто полезно Джону де Вулфу.