Однако, несмотря на свою непривлекательную внешность, Томас обладал живым и хитрым умом и имел замечательный каллиграфический талант. Его знания в области истории, политики и классической литературы были удивительны, и хотя де Вулф и Гвин делали вид, что презирают его за тщедушное телосложение и робкую натуру, они втайне весьма приязненно относились к этой бывшей духовной особе.
Томас прошел по залу с привычной нерешительностью, неся писчие принадлежности, как обычно, через плечо.
– Ты вписал все последние события в свои свитки? – встретил его вопросом хозяин.
Писарь откинул клапан своей сумы и достал два палимпсеста – пергамента многократного использования: старые записи соскабливались, а поверхность натиралась мелом, чтобы подготовить ее для новых чернил.
– Это два последних дознания, коронер. И имена повешенных за две последние недели с описью их имущества, каковое имелось.
Он передал свитки де Вулфу, который прочитал по несколько первых строк каждого, произнося про себя латинские слова, которым Томас столь усердно обучал его эти последние недели.
– Может, прочтете вслух, для практики? – нерешительно предложил Томас.
Иногда у де Вулфа просто не было настроения совершенствоваться в чтении, и сегодня, похоже, был один из тех случаев.
– Слишком устал, черт возьми, Томас! Может, моя жена права. Езда на этом коне отняла у меня последние силы.
На самом деле причиной усталости были скорее несколько кварт эля в «Ветке плюща» и вино за обедом.
– Еще какие-нибудь происшествия?
Его писарь был самым большим пронырой в Эксетере и часто приносил Джону сплетни, державшие коронера в курсе многих городских интриг.
Томас угрюмо покачал головой. Ничто так не нравилось ему, как чувствовать себя частью команды коронера, и оттого, что сейчас он не мог рассказать даже о самом пустяшном скандале, Томас чувствовал себя уклоняющимся от своих прямых обязанностей.
– Ты видел, как этот чертов парень таращится на меня из-за угла эти последние несколько дней? – поинтересовался де Вулф.
Блестящие птичьи глазенки Тома метнулись к закрытому ставнями окну.
– Того человека на улице, о котором мне рассказал Гвин? Нет, я писал эти свитки в нашей канцелярии. Но теперь буду глядеть в оба, с Гвином. У вас есть какое-либо представление о том, кто бы это мог быть?
– В том-то и дело, что нет. Я подумал, что ты, быть может, слышал о ком-нибудь, кто недавно появился в городе и мог бы быть похож на этого плута? Ему около тридцати пяти лет, на вид крепыш, бритый, в ничем не примечательной серовато-коричневой одежде и широкополой шляпе, затеняющей глаза.