— Какими словами он это выразил? — спросил Грессен.
— Да, он сказал: «Как мне в самом деле хорошо с тобой, мамочка».
Восторженность Билли была представлена в качестве доказательства.
Наконец Грессен спросил её:
— Можете ли вы сообщить суду, почему вы стремитесь взять ребёнка к себе?
— Потому что я его мать. Вы рассказали мне, мистер Грессен, когда мы впервые встретились с вами, что есть случаи, когда матери возвращают ребёнка, даже когда она подписала письменное обязательство не требовать его себе назад. Я не разбираюсь в тонкостях закона. Я не юрист. Я мать. Я знаю мудрость не столько закона, сколько чувств. Я люблю своего ребёнка. Я хочу посвящать ему всё время. Ему всего пять лет. Ему требуется моё присутствие. Не могу утверждать, что ему не нужен отец, но я ему нужна больше. Я его мать.
Грессен выжал из своего клиента всё, что мог. Показания Джоанны длились до половины пятого. Судья Аткинс объявил перерыв до следующего дня, оставив у всех впечатление, что он проникся симпатией к измученной, но всё же привлекательной матери, которой предстоит бессонная ночь.
— Не волнуйся, Тед, — сказал Шонессен. — У нас в запасе ещё есть ты. И завтра мы попытаемся ей кое-что преподнести.
Когда адвокат ответчика приступает к прямому допросу своего клиента, тот представляет собой серию заранее обговорённых между ними вопросов. В ходе же перекрёстного допроса Джоанна выглядела далеко не так уверенно. Если Грессен предпочитал придерживаться сдержанного интеллигентного стиля допроса, Шонесси выступал в позиции грубоватого, но умудрённого жизнью пожилого человека. Он подверг серьёзному сомнению показания Джоанны, заставив её уточнить время, которое прошло после её ухода из дома до первого звонка на Рождество, от её встречи в те дни до недавнего возвращения.
— Когда вы ушли из дома, ощутив это чувство потери, о котором вы нам тут поведали, посылали ли вы ребёнку письма, подарки?
— Нет, я…
— Вы что-нибудь посылали ему?
— Я всё ещё не могла отделаться от воспоминаний о совместной жизни в браке.
— Вы не посылали ребёнку ровным счётом ничего, чтобы выразить свою любовь к нему?
— Я посылала ему свою любовь.
— Свою любовь. Может ли столь юное существо понимать символы?
— Возражаю. Адвокат пытается унизить истца.
— Можем ли мы услышать формулировку вопроса? — обратился судья к стенографисту, и Тед склонился вперёд на своём стуле. Неужели судья не слышал его? Неужели, восседая где-то наверху, он пребывает в такой рассеянности, что не обращает внимание на столь важные вещи? Или он хочет создать впечатление» что в самом деле ведёт процесс? Хотя он судья. В этом судебном зале он может делать всё, что захочет. Стенографист снова зачитал текст вопроса.