Ученик Бешеного (Доценко) - страница 2

Мертвая тишина вокруг…

— Роджер! — выкрикнул Бешейый.

Из‑за кустов показалась знакомая фигура. Лайн брел навстречу, приветственно помахивая ему автоматом.

Савелий понял, что бой был жарким, если в живых остался только этот хитрый цэрэушник.

У вас остался кто‑нибудь в живых? — поинтересовался на всякий случай Савелий у Лайна.

Боюсь, что нет! — строго ответил американец. — Они были солдатами армии США и с честью исполнили свой долг!

Они присели на пригорок: каждый задумался, что делать дальше. У Лайна хотя бы оставались грузовики, а у Савелия не было даже мобильного телефона. Но воспользоваться «гостеприимством» Лайна Савелию никак не улыбалось.

Нo тут в небе застрекотал вертолет. Бешеный не стал искать укрытие. Он словно предчувствовал — но финальный аккорд, который наверняка устроен Широши.

Вскоре вертолет опустился на небольшой полянке. И через несколько минут Бешеный понял, что не ошибся… Когда лопасти винта остановились и провисли, из салона выпрыгнула крохотная фигурка. Савелий с отвращением наблюдал, как к нему приближается мерзкий карлик по имени Фридрих. С ловкостью циркача он бросил ему трубку спутникового телефона, сам предпочитая оставаться на безопасном расстоянии. В трубке действительно зажурчал знакомый голос Широши:

Не огорчайтесь, дорогой Серафим Кузьмич! Мы, конечно, не победили, но ведь и не проиграли. Сами понимаете, наши главные бои впереди…»

Глава 1

«Серая мышь»

Для любого россиянина Красная площадь и Кремль являются примерно такими же святынями, как для евреев — «Стена Плача», как для католиков — Ватикан, а для правоверных мусульман — храм Кааба в Мекке, где находится священный камень.

Понятно, что это фетиш. Кремль, олицетворяющий Центр земли российской, на самом деле стоит на небольшом куске земли, где существуют обычные человеческие страсти, с одной только поправкой: эти страсти гиперболизированы до предела и порой обнажены донельзя, а иногда докопаться до их сути бывает просто невозможно.

Все пороки, существующие в любом уголке земли российской, имеются и за Кремлевской стеной, с той лишь разницей, что задетый кем‑то за живое мужик из российской глубинки по простому хрястнет обидчика кулаком в глаз, в худшем случае — возьмется за оглоблю, а задетое самолюбие кремлевского чиновника наверняка отзовется подковерной борьбой до тех пор, пока обидчик или обиженный — кому как повезет — не вылетит из круга приобщенных к власти. Причем оба будут неизменно улыбаться друг другу до коренных зубов, целоваться до десен и заверять друг друга в вечной дружбе.

Пожалуй, самым точным определением сообщества за Кремлевской стеной будет сравнение со змеиным клубком, в котором каждый норовит своего ближнего укусить первым, чтобы тот не укусил его самого.