– К тебе-то какое это имеет отношение? – спрашиваю я.
– Я Ее ученик. Я учился у Нее, – говорит он.
– Ты что же – видел Ее?
– Видел.
Мы возвращаемся на площадь, проходим те несколько метров, что отделяют нас от церкви. В свете фонаря различаю колодец и на закраине его – бутылку и два стакана. «Должно быть, там сидели влюбленные, – думаю я. – Сидели молча, а говорили друг с другом без слов – только сердцами. Когда же сердца высказали все, стали они сопричастны великих тайн».
Вот и снова никакого разговора о любви у нас не вышло. Да это и не важно. Я чувствую, что нахожусь в преддверии чего-то очень значительного и что должна использовать это, чтобы понять как можно больше. На минуту вспоминаются мне мои занятия в университете, Сарагоса, спутник жизни, которого я все мечтала повстречать, но все это кажется далеким, окутанным туманной дымкой – такой же, что застилает сейчас городок Сент-Савен.
– К чему ты рассказал мне про Бернадетту?
– Сам не знаю, – отвечает он, не глядя мне в глаза. – Может быть, потому, что мы – недалеко от Лурда. Может быть, потому, что завтра – день Непорочного Зачатия. А может быть, потому, что хотел доказать тебе: мой мир не столь пустынен и безумен, каким может показаться. Часть его составляют и другие люди. И они верят тому, что говорят.
– Я никогда и не говорила, что твой мир – безумен. В большей мере это относится к моему миру – я трачу лучшие годы жизни, корпя над книжками и тетрадками, а ведь они не выведут меня оттуда, где я все знаю наизусть.
Я почувствовала, что мне становится легче: я понимала его.
Я ждала, что он снова заговорит о Богине, но, обернувшись ко мне, он сказал:
– Пора спать. Мы много выпили. уснул сразу же. А я долго лежала, вспоминая все сразу – туман, и площадь, и вино, и разговор. Потом прочла рукопись, которую он мне дал, и ощутила прилив счастья: Бог – если Он и вправду существует – это и Отец, и Мать.
Я погасила свет и продолжала думать об окружавшем колодец безмолвии – именно в те минуты, когда мы оба молчали, я ощущала, до какой степени он близок мне.
Ни он, ни я не произнесли ни слова. Нет нужды говорить о любви, ибо у нее – собственный голос и она говорит за себя сама. В ту ночь, у колодца, молчание позволило нашим сердцам сблизиться, узнать друг друга получше. И мое сердце внимало его сердцу и, внимая, пело от счастья.
Прежде чем закрыть глаза, я решила сделать то, что он назвал «изгнанием Другого».
«Вот я здесь, в этой комнате, в городке, где никогда не бывала прежде, – текли мои мысли. – Вдали от всего того, к чему привыкла, размышляю о том, что никогда в жизни меня не интересовало. Я могу притвориться – хоть на несколько минут, – что стала другой».