— Почему не колеса?
— Да на что мне колеса от «Газели»?
— А на что тебе номера?
— Это не мне. Это им урок.
— Все понимаю. Развод? Чудесно. Колеса воруют — очаровательно. Погоня — превосходно! Но зачем, объясните мне бога ради, нужно еще бросаться с самолета? — сказала Галя, вызвав очередной гомерический припадок у компании в шлемах.
— Галина! Вы все поймете в полете, — отвечал инструктор Николай, не присоединившийся к общему веселью. — В полете вообще много понимаешь по-другому. Даже слово «развод» станет другим.
— Как это другим?
— Считайте, другого цвета. Или другим на вкус. А может, вообще исчезнет, так сказать, из лексикона.
Стемнин смотрел на двух расстающихся сегодня людей, с которыми успел познакомиться на занятиях и тренировках, и никак не мог понять, что они разводятся. «Если такие добрые, чуткие, близкие люди расходятся, какова цена этим союзам? Зачем вообще устраивать свадьбы, венчаться, оформлять какие-то документы, если через десять или сколько там лет даже такие гали с максимами становятся чужими? Зачем делать вид, что это навсегда?»
И в самом деле воздух в самолете был заряжен дружелюбием, еще более ярким от тревоги. Настроение было скорее предсвадебным, чем предразлучным. Но ошибки не было: перед полетом Стемнин своими глазами видел формалиново-серые листки свидетельств о разводе.
Шинкуя пропеллером стужу, самолет набрал нужную высоту, и Николай поманил Стемнина: он должен был страховать парашютистов у люка. Зимнее солнце пробило брешь в борту самолета. Лязгали крючки, заметалась прядь волос, выбившаяся у Гали из-под шлема, утихли смешки.
— Третий пошел! Приготовиться Максиму и Гале!
Расстающиеся прыгали в тандеме. Ведущим был многоопытный Максим.
— Я рядом. Все будет хорошо. — Он потихоньку просунул эти слова под край шлема, прижимаясь к ней. — Ничего не бойся.
— И за борт ее бросает в набежавшую волну, — пропела Галя, и они прыгнули.
Обожгло и смыло свежестью жуть — еще до того, как она услышала над собой торопливое трепетание «медузы». Трех минут падения — еще до того, как «медуза» вытянула «крыло», — ей хватило, чтобы понять, какой смысл был и в этом прыжке, и в жизни. Она почувствовала всем подобравшимся нутром, что они с мужем не расстаются, что самое главное — доверие и поддержка — остаются с ними навсегда. И то, что она на земле числила безвременно умершим, здесь, в морозном трехкилометровом вздохе неба, оказалось живым, невредимым, вечным. Наконец рыжий шелк крыла повалил их с Максимом в снег и прокатил метра четыре — румяных, смеющихся, снова влюбленных, хотя бы на это мгновение.