— Пожалуйте, батюшка… — И запричитали, крестясь и суетливо сторонясь от окошка: — Бога ради, отец родной…
— Благодарю. — Отец Павел подошел и склонился к окошку. — Здравствуйте, Анна Густавовна.
— Добрый день. — Сухонькая старушка в белом халате, надетом поверх пальто, подняла глаза.
— Вот. — Отец Павел протянул ей сложенную бумажку. — Тут рецепт, как всегда.
— Хорошо. — Анна Густавовна взяла у него бумажку и отложила в сторону. — Завтра будет готово… Заходите.
Поздно вечером к аптеке подъехала легковая машина. Дверь была не заперта, вошел капитан. На звонок появилась Анна Густавовна. Капитан сказал по-немецки:
— Добрый вечер, фрау Анна, — снял фуражку и учтиво поклонился.
— Добрый вечер. У меня все готово для вас. — Она передала белую коробочку, перетянутую резинкой.
— Спасибо. Вы добрая фея. — Капитан поцеловал ей руку.
— Береги себя, мальчик, — прошептала по-русски старушка.
На улице дул сильный ветер. Из темноты появились сани деда Матвея. Капитан повалился в сани.
— Давай-давай! — приказал он старику.
Когда отъехали, капитан поднялся, обнял деда за плечи.
— Вот с этим, — сунул в руку деду маленький пакетик, — Алешку немедленно в лес к Ивану Петровичу.
— Прямо сейчас? — Дед хлестнул лошадь.
— До утра подожди, конечно. А ты знаешь, Егорыч, наши всыпали немцам под Ленинградом!
— Это же дело отметить надо… — Дед обернулся, но в санях никого уже не было. И вокруг было темно и пустынно, только ветер один гулял.
— Ну, человек, убег…
Зина разворачивала окровавленные бинты. Большие, сильные руки хирурга с профессиональной сноровкой и бережностью ощупали воспаленную кожу вокруг раны. Профессор Беляев, дородный мужчина, несколько даже барственного вида, коротко потребовал:
— Зонд! — но отстранил тот, что протянула Ирина Петровна. — Не тот. Игольчатый!
Раненый, лицо которого было покрыто испариной, застонал.
— Потерпи, дружок, потерпи… Ну вот и все. — Беляев сказал несколько слов по-латыни Ирине Петровне и Зине. Потом ободряюще — раненому: — Все хорошо у тебя… Сестра, наложите повязку. И давайте посмотрим следующего.
Врачи перешли к топчану напротив, на котором лежал совсем молоденький боец, почти мальчик, с обескровленным белым лицом…
Все это происходило в госпитальной землянке отряда майора Млынского.
В закутке, где лежал Алиев, сидели Млынский и секретарь подпольного обкома партии Семиренко.
— Ненависть к оккупантам, иногда отчаяние, — говорил Семиренко, — заставляют поднимать на фашистов оружие даже тех, кто и не помышлял об этом совсем недавно. Надо налаживать связи с небольшими отрядами, проверять людей и нацеливать их на главное дело…