— Куда, черт подери, подевались офицеры полка?
— Они все полегли, одни ранены, другие убиты.
— Тогда почему, черт подери, вы не лежите рядом с ними?
— Потому что молитвы моей старушки-матери распростерли надо мной Божий покров. Вот почему я жив, вот почему я имею честь командовать этим полком, который исполнял и будет исполнять свой долг, как то надлежит честным воинам. Держитесь, ребята, держитесь!
Полковник Врангель уже лежал среди мертвых, изуродованный до неузнаваемости, а слуги тщетно пытались подхватить его под мышки и приподнять. Полковник Ульвспарре, который возглавлял полк вестготов, рухнул, прижав руки к сердцу, а майор его полка, неустрашимый Свен Лагерберг, упал навзничь, пораженный вражеской пулей. И вся армия врага прошла по его телу. Он слышал лошадей и грохот обозных колес, его топтали, его попирали, его вываляли в грязи и пепле среди коченеющих трупов и стонущих раненых, пока некий, тоже раненый, драгун не взвалил его милосердно на круп своей лошади и не доставил в обоз.
Дорогие сердцу, пробитые пулями старые знамена все еще трепетали над человеческим морем, но были они изодраны в клочья, древки у многих из них надломились, и под конец они сникли и исчезли — одно за другим, одно за другим. Упландский полк, по большей части собравший своих воинов из самого сердца Швеции, из исконного обиталища шведов, из долины Меларен, сражался не на жизнь, а на смерть. Флаги с изображением в углу яблока, увенчанного крестом, были вырваны из стиснутых рук. Под ударами казацких пик, прикладов, сабель грохнулся наземь полковник Шьернхёк, пролепетав: «Пробил час, когда нам следует воскликнуть: «Свершилось, Господи!» Обер-лейтенант фон Пост и майор Анреп легли бок о бок. Вот уже и Грипенберг и лейтенант Эссен и по-детски тщедушные, еще безбородые прапорщики Флюгаре, Бринк и Дюбен лежали в смертных конвульсиях.
— Стойте, ребята, — кричали офицеры и кричали солдаты, и падали, один поверх другого, так что из трупов, клочьев одежды, песка и дерна вскоре образовался холм, который мог заменить бруствер для тех, кто остался в живых. Свистящий град мушкетных пуль, снарядов и рвущейся картечи падал на головы сражающихся и на тела мертвых, а воздух был теперь до того насыщен дымом и паром, что дальше чем на лошадиный корпус никто ничего перед собой не видел.
И вот тут ряды бойцов дрогнули. Левенгаупт выдернул пистолет и прицелился в своих же бойцов. Он грозил, он рассыпал удары направо и налево.
— Стойте парни, стойте же, Христа ради! Я вижу носилки короля!
— Ну, если король здесь, мы остановимся, — отвечали солдаты.