Когда по вечерам измученные солдаты собирались вокруг стола в таверне, он не садился, а стоя весело поднимал свою кружку за здоровье любопытных, заглядывавших в окна.
— Смотрите, смотрите! — шептали столпившиеся у окон люди. — Ведь каждый шрам на лицах и руках этих воинов — память о каком-нибудь подвиге. Это возвращаются домой троянские герои!
А потом, увидев во дворе Брандютиппара с его негнущимися ногами, добавляли:
— Они и деревянного коня с собой захватили!
Тогда Эреншёльд объяснял, что за конь Брандклиппар, и пока знатные дамы выходили из своих экипажей, прихватив хлеба и сахару, чтобы потом иметь право рассказывать своим детям и внукам, что им некогда довелось кормить Брандютиппара, Эреншёльд осушал до дна свою кружку и стучал по столу в знак того, что пора собираться в путь.
— Твоя тоска по родине не дает нам ни отдыха, ни срока, — роптали его товарищи. — Не успеют обед подать — мясо даже еще не нарезали, а ты уже кричишь, что пора двигаться дальше…
Постепенно он стал относиться к своим бывшим друзьям подозрительно, потом даже с ненавистью, а однажды утром покинул их и один-одинешенек продолжал путь.
Он не смотрел на дорожные указатели и ни у кого не спрашивал дорогу. Он был уверен, что идет на север и чутье всегда ему подскажет, где надо вовремя свернуть, чтобы пройти кратчайшим путем. Год от года его все сильнее терзала тоска по родине, и вот наконец теперь, когда с каждым шагом он все ближе подходил к тем местам, о которых никогда не говорил, но постоянно думал, тоска его еще возросла. Иногда он останавливался и, опершись на палку, устремлял свой взор вдаль, а потом, сам того не замечая, вновь начинал шагать. Иной раз в дождливую ночь, когда хозяин в ответ на его смиренную просьбу подать бедному солдату из шведского обоза кусок хлеба и разрешить погреться у очага грубо прогонял его, он забывал о том, что война уже кончилась. Увидев в окно на кухонном столе хлебы и кувшины с молоком, он отгибал свинцовые полосы оконной рамы, вынимал два-три стекла и брал себе столько еды, сколько мог. Но, утолив жажду и набив свой мешок хлебами, он вспоминал о том, что он все-таки воин, и тогда, прежде чем уйти, он с размаху стучал палкой по столу с такой силой, что хлебы и кувшины с молоком подпрыгивали. И обитатели дома, сбежавшись на шум, видели, что перед ними не обыкновенный воришка.
Он добрался до Штральзунда раньше других, но оказалось, что город сдался неприятелю, флот которого запирал Балтийское море.
После долгих мытарств ему удалось найти в Амстердаме голландское одномачтовое рыбацкое судно, собиравшееся отплывать в Бухюслен. Он был до того измучен, что спустился в каюту и тут же улегся спать на соломе, укрывшись лоскутным одеялом шкипера. Но когда он заслышал скрип брашпиля, он постучал палкой в потолок каюты, чтобы позвать шкипера.