– Я и раньше знал, что ты умеешь читать мысли получше меня, — говорит Гавриэль, надолго замолкает, а затем с непривычной для него печалью подводит некий итог: — Бог ведь один. А раз один, то одинок, как ты, как я. Дети? Ну вот, ты родил ребенка и тем истощил и умалил себя. Бог умалил себя, сотворив человека. Но иначе не мог преодолеть свое одиночество, и так оно его допекло, что по торопливости заложил в душу человеческую свободу безмерную, а та породила много страданий. Ты прав, господин мой, получив свободу, человек не может смириться с тем, что другие без его согласия привели его в мир.
— Никому и никогда я этого не говорил, только себе, и то мысленно.
— Ну, значит, у нас бывает совпадение мыслей.
Они выйдут из каменного лабиринта, обогнут с запада городок Эцион-Гевер и втянутся в узкую полосу восточного берега внутреннего малого моря[9], над которой нависают, все более повышаясь, громады гор. Но тут поистине детское оживление охватывает Гавриэля. Впервые достаточно близко от себя видит Моисей сквозь складки ткани возбужденно поблескивающие, подмигивающие глаза незнакомца.
Лезть в воду тот категорически отказывается, хотя отлично знает, где мелко, где глубоко и где можно близко к поверхности увидеть красочные переливы кораллового рифа, в складках которого прячутся стайки разноцветных рыбешек, прядающих в ту или другую сторону, возникающих и исчезающих. Привыкший плавать в пресных водах Нила, Моисей в морской себя чувствует воистину как рыба в воде, а красота кораллов и цветных рыбьих стаек вносит странный, давно не изведанный покой в душу.
Но это лишь начало.
У впадения малого моря в большое, как бы в пазухе взметнувшихся в небо каменных громад, и вправду открывается уголок забытого рая: ослепительно яркая зелень рощи странных деревьев, чьи оголенно извивающиеся корни разбросаны по тине настолько плотной, что по ней без всякой опаски могло бы пройти стадо слонов. Мириады раков и рачков ползают по этой тине после отлива, мириады рыб всевозможных расцветок и величин носятся между корнями во время прилива. Сотни моллюсков, таящих в себе жемчужины, прилепились к этим корням, которые, по сути, служат костяком для будущих коралловых рифов.
Оглушающее пиршество света и цвета, от яростно изумрудного в растениях до столь же яростно синего в море, под навесом нагих, без единой травинки, запекшихся до обугленности, безмолвно дымящихся на солнце гор, ввергает в бездумную, без намека на мысль, леность, втягивает в сладкую одурь.
Лежит Моисей на берегу, краем глаза, как в мираже, видя то стада, пасущиеся у самого подножья гор под присмотром псов, то вздымающийся подобием головы человечьей утес