— Кто они, эти надзиратели из евреев? — спрашивает Моисей Йошуа, пришедшего к нему вечером после тяжкого дня работы.
— Люди, понравившиеся начальникам работ. Среди них есть относительно достойные, есть подхалимы, но в большинстве это лизоблюды: в прямом смысле, если необходимо, готовы вылизывать блюда после хозяев. Значит, и лицемеры и нечестивцы. Зато им разрешают строить дома наверху, правда у края, чтобы всегда видели хибары в низине, как напоминание, что их ждет, если они ослабят работу языками. Им трудно посочувствовать, но их можно понять: приказание фараона обрушилось на них как гром среди ясного неба.
Дни настали тяжкие. Норма, естественно, не выполняется, и начальники работ избивают надзирателей-евреев, не унижая себя до избиения простых работников, а тех избивать и вовсе бесполезно: чем больше бьешь, тем меньше толку.
Любопытно, что, несмотря на невыносимые условия, никто из простых работников не заболел, не свалился от упадка сил, не умер. Разве что среди надзирателей-евреев повальное послабление желудка и нередки случаи обморока.
Моисей не выходит из дома в надежде, что позже или раньше посетит его высшее присутствие, временами не выдерживая и пытаясь тоже пойти со всеми собирать солому, но наталкивается на упорное сопротивление Йошуа: одно дело слышать стоны и вопли, другое — самому получить палкой по спине: когда-то, лишь увидев подобное, Моисей убил надзирателя. Только этого не хватало. Надзиратели-евреи совсем пали духом. Собираются к фараону.
Принимает он их в том же необъятном тронном зале, и, несмотря на довольно внушительное число, выглядят они кучкой, теряющейся в этом полусумрачном пространстве. Повелитель в хорошем настроении, смотрит на них даже ласково, вздымает жезл.
— Мы верные рабы твои! — вопит один из надзирателей, на него шикают стоящие рядом, эхо вопля мечется среди державных стен и гаснет в сумраке, как и энтузиазм возопившего. Теперь все вместе, негромко, как попавшие в привычную колею, охраняемую стражами, мрачно стоящими по сторонам трона, и все же постанывая от напряжения, декламируют:
— Мы, верные рабы твои, зная твою справедливость и любовь к нам, о властитель миров, отвечаем тебе удесятеренной любовью и умоляем тебя: облегчи участь рабов твоих. Положение наше смерти подобно: солому для кирпичей начальники работ из твоего народа нам не дают, а требуют ту же норму, что раньше. Ведь это грех и на нас, рабах твоих, и на твоем народе.
Последние слова были опасны, и перед приходом надзиратели-евреи совещались: стоит ли идти на риск и произнести их? Решили рисковать, ибо так или иначе невыполнение нормы приведет к еще худшим результатам.