— Конечно, жабы повсюду, даже в квашнях и в печах, — дело неприятное, — продолжает властитель. — Помнится, в детстве было нашествие крыс. Так отыскался какой-то юродивый, вроде этих двух, как их… Моисея и Аарона, без посоха, но с дудочкой, и увел их всех в Нил. Тут же эти жабы упоенно раздувались от собственной многочисленности и своим гнусным клекотанием заглушали не только дудочку, а любые самые громкие звуки. Говорят, стоило выплеснуть воду из ковша, как тут же из непросохшей лужи раздавалось кваканье. Да и чего я тебе рассказываю, ты же был, когда моя жена впала в истерику, увидев жаб в своей постели. Призвал я их сам, этих двух. Говорю: «Помолитесь вашему богу, чтобы удалил жаб». Этот рыжеватый, ну как его… Моисей? — говорит: «Назначь мне сам, когда мне помолиться, чтоб жабы исчезли». Думаю: скажу — сегодня, решит, что это мне архиважно. Говорю: «Завтра». Меня-то одно волнует: армия. Страшнее нет для нее повальной болезни. Из-за этого проигрывались войны, рушились империи. Он говорит: «Так и будет, чтоб знал, что тольших жаб, но и это выдержат мои подданные, невозможно же страну залить благовониями и кедровым маслом. Вот что я заметил в деле с жабами: не сразу со взмахом этой палки страна покрылась гадами и не тотчас после молитвы его они исчезли. Все это нарастало постепенно и так же исчезало. Ты ведь сам говорил мне, что где-то на юге свирепствует саранча, а в западной пустыне клубятся тучи мошки. Думаю, этот человек просто ощущает острее других происходящее в дальних пространствах и ловко этим пользуется».
«Не так уж он прост, — думает про себя Яхмес, — я-то всегда знал и знаю, что вокруг Месу-Моисея, где бы он ни возникал, мгновенно воронкой заверчиваются пространства, и не она, эта воронка, втягивает его, а он становится ее стержнем и оправданием ее сути».
— …И я обвел их вокруг пальца, — ловит Яхмес выпущенную им на миг нить слов необычно разговорившегося повелителя. — А что? Мое слово: хочу — даю, хочу — беру его обратно. Да, это по-детски примитивно, но для выигрыша времени иногда гораздо действеннее, чем мудрствования государственных мужей.
Ты знаешь, я жесток, но справедлив, и в какие-то мгновения склоняюсь к тому, чтобы их отпустить. Скорее не из милосердия к ним, а из жалости к моим подданным. Но в следующий миг сердце во мне ожесточается до удушья. Ранее со мной такого не случалось. И я уверен, что это Амон-Ра, чьим наместником на земле я являюсь, который сильнее бога этих двух нудников, не позволяет мне им сдаваться.
После этой встречи властитель Кемет внезапно прерывает всякие контакты с Яхмесом, посылая к нему за необходимыми сведениями каких-то второстепенных чиновников. Яхмес воспринимает это как очередное сумасбродство властителя, который уже давно не появляется на людях. Страна напоминает какой-то безумный вертеп, в котором еще местами можно увидеть невысохшие лужи то ли крови, то ли воды кровавого цвета и, хотя горы сдохших жаб убраны, атмосфера словно бы пропитана остаточным трупным запахом. Оказывается, невозможно жить без таких ранее привычных запахов свежей воды, скошенных и растущих трав, хвои, цветов, которые погибли под слизью жабьего нашествия, хотя вокруг по-прежнему сверкают бирюзой и золотом дворцы и храмы. А тут еще нашествие вшей. На людях и скотине. Бритоголовые и безбородые египтяне в одних набедренных повязках, порой страдающие болезненной чистоплотностью и моющиеся по нескольку раз в день, не знают, куда скрыться от этих вшей, в то время как бородатые, живущие в грязи и нищете евреи явно от вшей избавлены, как и от надзирателей и производителей работ, все силы которых опять же направлены на борьбу со вшивостью. Горы кирпичей растут. Строительство приостановлено.