Конечно же, творцы этого письма знали иероглифы, как-то от них отталкивались, но, и это главное, вовсе не испытывали священного трепета перед ними.
— Кто они? — Неожиданно металлические нотки в голосе сына и внука повелителя миров скрывают охватившее его смятение.
— Хабиру, ибрим. Из племени семитов, кочующих на севере до дальних пределов Сирии, — говорит Итро, и от него не укрывается внезапно залившееся потом лицо Месу, до сих пор сухо пылавшее в послеполуденном жаре, несмотря на полог.
6. Письменность, превращающая камень в живое растение и дающая побеги слов
— Ты, который отлично знаешь иероглифическое письмо, поймешь величие нового письма, только благодаря страху и запретам не проникшее в державы Нила или Двуречья.
Медь мы в иероглифическом письме должны пользоваться разными знаками для слов, одинаковых по звучанию, но разных по смыслу. Тут же каждое слово сведено к трем замковым знакам, замыкающим любое выдыхаемое голосовое движение.
Это даже не слово, а его твердый скелет, этакий ноздреватый камень.
Голосовые изменения превращают этот камень в живое растение, дающее побеги слов.
Мот пример наиболее употребляемого гнезда слов у добытчиков меди и бирюзы: шомер — охранник, страж; шмира — и охрана, и талисман, амулет от богини Хатхор; лейл шимурим — ночь бдения той же богине; мишмар — караул и тюрьма; мишмерет — вахта и в то же время заповедь.
Знаки эти легкие, словно бы родились быть начертанными на папирусе, а не врезанными в камень. Когда это осознаешь внутренне, понимаешь: письму этому принадлежит будущее, а иероглифы и клинопись во всем своем блеске и силе внезапно являют свою громоздкость, ту самую замеченную тобой неповоротливость и тесноту письма.
7. Взлет к надежде и падение в бессилье
Месу осторожно берет из рук Итро палочку, стирает все начертанное учителем, проводит кривую — подобие волны со стрелами сил, несущих ее понизу.
Пишет сбоку, что кривая эта открылась ему формулой человеческой жизни, а может, и всей истории, во время их короткого учебного плавания на корабле по морю, явилась для него потрясением, не меньшим, вероятно, чем открытие учителем нового письма.
Это чередование взлета надежды и падения в безнадежность он ощущает в последние дни, пытаясь вникнуть во все сказанное учителем.
Он, Месу, не может дать себе отчета, с чем связано это чувство.
Одно он знает.
Волна на подъеме идет понизу мощным донным током, а на спаде — сильным оттоком: взлет надежды порождает колоссальный выброс энергии вперед, в грядущее.
Падение же порождает бессилие, понижение энергии жизни.